Г О Л Ы Й С М Ы С Л

Грусти и пой
Над опустевшим миром,
Где зло - всего лишь мания добра,
Где был когда-то зной
По всем квартирам
И "Отче Наш" под звуки серебра.
Пора.

Грусти и пой,
Все меньше полагая,
Что этот мир - беспечная игра,
И лишь сияет, боль
Превозмогая,
Твой вечный лик - иллюзия добра.
Пора...

1987

•

Я неслышно закрываю дверь
И неслышно с миром порываю.
И бреду к не своему трамваю. -
Я для них совсем чужой теперь.

Здесь еще не знают обо мне,
Там - уже, наверное, забыли.
И слезится от чужбинной пыли
Взгляд мой, привыкая к новизне...

1987

•

Скоро стукнет зима
И поникнут столбы,
На деревьях распустится дрожь.
Мы вернемся в дома,
Мы примерим гробы
И забудем весеннюю ложь.

Скоро лопнут мосты
От обилия льда,
Звездным панцирем вспучится ночь.
Скоро наши следы
Не оставят следа,
Даже память не сможет помочь.

Скоро все облетит,
Обретя голый смысл,
Скоро все отсвистит и замрёт.
Мы услышим мотив,
Завлекающий крыс,
И шагнем в оголенный пролёт.

1988

•

Петру К.

Тревога стоптанной листвы
И торопливость тетивы,
Непрошенная ласка лжи
И правды острые ножи -
Всё в этом мире сплетено.
И вертится веретено
Безликих лиц, бессонных снов,
Необоснованных основ,
Крикливых вздорных эпопей,
Неимоверных мелочей,
Сверкая тысячью зеркал,
Но этот мир бесстрашно мал,
И он возник, как лунный блик,
Не навсегда, а лишь на миг,
И он, как пыль, теряет цвет
Среди разрозненных планет...

В пространстве, где вселенский дым,
Мы лишь мелькнём - и пролетим.

1988

•

Я б хотел быть всего лишь шипеньем иглы,
Мешающим слушать тебе Вертинского,
И тогда бы улыбки твоей углы
Сатанели от этого звука свинского.

Я б хотел быть улыбкой твоих углов,
По чеширским обоям бродящей вечером.
Я бы все тогда смог объяснить без слов,
И тебе возразить мне было бы нечего.

Я б хотел быть ничем, в возраженье всему,
Бытия твоего не касаться нервами.
Может быть, ты тогда поняла б, что к чему,
Облизнувшись глазами своими скверными.

Но любить тебя - Боже меня упаси.
Лучше быть твоим следом в осенней грязи.

1990

•

Видишь, вот я уже и не нужен.
Видишь, вот я уже и на воле.
А болел - был всего лишь простужен,
Это все от погоды, не боле.

Это все от сопливого ветра
И от неба, протертого дымом,
Оттого, что случайное ретро
На мгновенье становится зримым.

Оттого, что несчастье первично
И вторично, как правило, счастье.
Оттого, что плохое - логично,
А хорошее - рвется на части.

1990

ИЗ ПИСЕМ ИЕРУСАЛИМСКОМУ ДРУГУ

А.Климину

1. КУДА-КОМУ

Близкому другу в далекий город,
На расстояние суток в двести,
В конверте, который властями вспорот
И лишен на таможне последней чести,
На тонкой бумаге в нервную клетку,
Видавшей виды, терпевшей тренье,
С которой кто-то ходил в разведку,
Но не использовал по назначенью,
То ли чернилами, то ли морсом,
Стекающим в лунку сырого снега
И пахнущим клюквою и морозом
И "Космосом", закоптившим полнеба,
Почерком, острым, как злая шутка,
Синим по белому, по живому
Еще не зажившему промежутку
С затянутой в узел дорогой к дому,
Питер - Печи - Луна - Израиль,
До востребования, друг другу -
Адрес точен и несгораем,
Штемпель вечен, как бег по кругу,
Вместо марки - пятно от чая.
Шлю привет и еще слов триста,
Из которых - сложи молчанье,
Молчанье, лишенное сна и смысла.

2. СОН

Я говорил с тобой вчера
Во сне по телефону.
Трещали в трубке номера,
И в ухо брызгала жара,
Подобная бульону.

Ты говорил, что жив-здоров,
Чего и мне желаешь,
Что утром съел прескверный плов
И, вспоминая град Петров,
Весь день теперь икаешь.

А я кричал, что все о-кей,
Могло бы быть и хуже,
Что я в душе уже еврей,
Что жить нам стало веселей
Внутри, чем вам снаружи,

Что выпал снег и нет причин
Ему не выпасть снова,
Что накануне Цой почил
И быт немного огорчил,
Оставив без съестного.

Ты отвечал, что не глухой,
Что всюду катастрофы,
А здесь - смиренье и покой,
И все, что нужно, под рукой -
От спичек до Голгофы.

И так полночи напролет
Тот разговор тянулся...
И все бы хорошо, да вот
- За разговор прислали счет!
Я вздрогнул - и проснулся.

3. ВОЙНА

До нас, мой друг, привыкших жить ушами
И тешащих ленивой грустью мякоть
Сидячих мест, как плоть двух полушарий
Спинного мозга, разливая слякоть
Воспоминаний по бокалам фраз
И прочее... Итак, мой друг, до нас

Доносятся, как мы их ни бежим,
Известия в обличье канонады
С той стороны, где, будучи большим
Любителем движений сквозь преграды
И нелюбителем цепляться за насест,
Несешь и ты свой персональный крест.

Для нас, мой друг, война - всего лишь слово,
Что пахнет черной типографской серой
И изредка всплывает из алькова
Тревожных мыслей, огражденных сферой
Уверенности в завтрашних делах
И в том, что да поможет нам Аллах,

Но слово - это то, чем мы живем,
Когда ж оно вдруг обрастает телом
Какого-то убожества с ружьем,
Рисуя букву "Х" корявым мелом
На наших планах, - вот тогда мы либо
Теряем веру, либо верим, ибо...

Не грохот пушек, но молчанье муз
Кладет на плечи неприятный груз.

4. ВОПРОСЫ

Как ты живешь? Ты свят в Святой земле?
Или по-прежнему взаимен - не безгрешен?
Ты принял веру? Ездишь на осле?
Или купил шикарный "шевроле"?
И чьими фото дом твой разувешан?

Живешь с женой иль у тебя гарем?
(Ты помнишь? что Господь велел делиться?)
И нет ли у тебя каких проблем?
И что ты ешь? Я - ничего не ем.
И что за штука эта заграница?

Как там Египет? Все еще жара?
Почем у них двугорбые верблюды?
Красивы ль женщины? Несносна ль детвора?
Какого цвета море в семь утра?
Похожа ль ночь на поцелуй Иуды?

Где ты теперь? Какие видишь сны?
И рад ли письмам из страны с приветом?
И ждешь ли возвращения весны?
Не отвечай, ответы не важны.
Коль спрашивать - так разве же об этом.

Должно быть, не в вопросах суть письма,
А в том, что приближается зима.

1990-1991

•

Г.Высоцкому

Талый снег шипит в бутыли,
На стекле - зимы осадок.
Подустали, приостыли
Духи лестничных площадок.
Похудели батареи,
Выродив тепло наружу,
Замерли дверные феи,
С легких ног сбивая стужу.
Закудрявились пружины,
Поразмяв тугие кости,
На весну, на именины
Солнце приглашая в гости.
На асфальте вместо снега
Грязи вкусная начинка.
Отдыхая от забега,
Разлилась река-сардинка.
Разевают рты окошки,
Чтоб дождем наполнить груди.
На панель выходят кошки,
А за кошками - и люди...
Тают в пролитом тумане
Наши страхи, наши муки.
Талый снег шуршит в кармане -
То надежд прошедших звуки.

1989

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ МИСТЕРИЯ

Паровоз чух-чух пых-пых,
Дальняя дорога.
Мимо станций полевых,
Мимо трав не луговых -
Люди ищут Бога.

Говорят, его видали
В пыльном зале
На вокзале.
Он сидел там больше часа
И глазел по сторонам,
И блаженная гримаса
Всех смущала...

Поклонившись людям в пояс,
Бог, довольный, сел на поезд.
Но не взял себе билета -
Про билеты он не знал.
И, наверное, за это
Контролер его распял.

Ездят люди. Ищут Бога.
На платформах и в депо.
Манит, манит их дорога:
Время есть, и денег много...
Не хватает одного.
Не хватает кой-чего.
Не хватает Кой-кого.

1992

•

Я читатель романов,
Жить хочу - как Обломов.
Только чтоб без обманов,
Только чтоб без обломов.

На диван - и надолго,
Чтоб забыть, запылиться,
Чтоб подмять чувство долга,
Чтоб повычеркать лица.

Чтоб судьба и подушка
Неразрывными стали,
Чтоб вокруг было душно,
А внутри жили дали.

1992

•

Безвыходные выходные - мне.
Тебе - разбуженные будни...
А на заснеженной Луне
Ночует одинокий Спутник -

Искусственный в своих словах,
Но искренний в своей орбите.
Метеориты в рукавах
Он спрятал, чтобы не обидеть

Светило, коим пренебрег
Густой любвеобильный Космос.
Что Спутник! - Тленный огонек,
Запутавшийся в лунных косах,

Сомлевший в холоде тепла,
Растаявший, как карамелька.
В объятиях добра и зла
Он видел истину, но - мельком...

И, отлучившись от Луны,
Он принял свет как отчужденье...
Одним - космические сны,
Другим - земные пробужденья.

1995

НА ДНЯХ

В амфитеатрах играет ветер.
Приходят гости, снимают туфли.
А трагик смешон и едва заметен
За греческим хором грошовой кухни.

Да и что за трагедия - не вмещаться
В рамки, в квартиры, в размеры, в муки,
В биографию, в споры и даже в счастье!..
"Что вы читаете?" - "Звуки, звуки..."

В Вавилоне, извечно творящем нравы,
Сменились правила переноса:
Точки над "i" получили право
Уйти в андеграунд - под знак вопроса.

И они ушли, не утратив меры,
И вместо обеда блюдут сиесту.
Так верящий в бога теряет веру
В себя, ибо свято одно лишь место.

А дно - лишь место, где быть горбатым -
Не столь зазорно, не так обидно,
Где ямб начинается лишь после пятой
Стопки какого-нибудь напитка.

1995

•

Любой маршрут не исключает правил -
Судьба скупа на новые места.
Мне снятся те, которых я оставил,
Мне снится их смешная пустота.

Бездонная отдушина для смеха -
Потребность, обращенная во прах...
И снится им подслушанное эхо
Романа в телефонных номерах,

Поэмы в расписании движений,
Трагедии в программе передач...
А миру снится путь без искажений
В решении тактических задач...

У каждого свой сон. Но явь покуда
Одна на всех - как это ни смешно.
Любой маршрут не исключает чуда -
Ты ждешь его, ты спишь окно-в-окно,

Но тот, кто назовется богом Тотом,
На самом деле - просто странный зверь.
Он стукнет в дверь и на вопрос: "Ну кто там?"
Ответит: "Я." Но ты ему не верь.

1995

•

Всюду веревки. Повсюду крючки.
Мама купила свежее мыло.
Кофе остыл. Обстановка постыла.
В небе какие-то злые значки. -

Что означают они? - Ничего.
Лень продолжать переписку с врагами.
Скучились в месиво черти с богами,
Стаей охотятся на одного.

В кухне я - воин. А если есть страх -
Страх опустеть, а не страх опуститься.
В мыслях маячит невольная птица,
Редкая птица - журавль в руках...

Время навылет. Судьба на износ.
В медленных снах телефонного лета
Мы, по наивности, ждали ответа...
Ждали ответа... А подан - вопрос.

Наши заначки - что дыры в тузах
Следствие топит поступки в причинах.
Мы - предпоследняя пара песчинок
В этих иссякших песочных часах.

1995

ТРОПИК СКОРПИОНА

Уродливые ночи-альбиносы.
На шпиле кровь - как мел на сбитом кие.
Над городом роятся альбатросы -
Тамбовские, казанские, скобские.

К дождю ли? К усечению голов ли
Мой обморок размешан с их закуской?
И, видя этих львов на рыбной ловле,
Молчит июль печальным Заратустрой.

Мой мир теперь не стоит и окурка.
Но мне плевать, мне слишком мало надо. -
Моя земля - не сердце Петербурга,
А спальные районы Ленинграда.

Прошла моя любовь к его недугам.
Который век мне снится мостовая,
А наяву я шествую по трубам,
И, если вижу труп, переступаю...

На крематорий - ближе от Финбана:
Изучен путь в фамильные пенаты.
И делит время дробью барабанной
Все эти знаменатели на даты.

Но неделим себя гасящий ветер,
Что дышит мне в лицо теплом могильным.
И никого - на том и этом свете,
Есть только ветер, ты и Генри Миллер.

1995

ЗОЛОТОЙ ЧАС ПИК

Уже все живы. Ересь не порок.
Голодный раб доволен выходными.
В Аду сегодня кормят отбивными,
В Раю - по слухам - яйца и творог.

Тепло и сытно. Но не там, не там
Нас нет - и хорошо, и слава Богу.
(Бог, кстати, собирается в дорогу,
Но видно по глазам, что он устал.)

Цинизм спасает, но не навсегда.
Восставшие живых ревнуют к смерти,
Но смерти нет. Ось превратилась в вертел.
Все замерло, течет одна вода.

Да что там смерти! Даже денег нет!
Нет в принципе, в природе и в помине.
И, если б дамы не ходили в мини,
То мир бы был скучнее, чем балет...

Под золотом желтеют паруса.
Стареют дети ложки оловянной,
И гении с судьбою безымянной
Боятся счастью заглянуть в глаза.

1995

•

Как много мест, куда бы я хотел
Уехать, чтоб вовек не возвращаться.

Как мало тех, к кому бы я хотел
Вернуться, чтоб уже не покидать.

1995

•

Святые наши маршируют рядом,
Но иногда не попадают в ногу.
Должно быть, мой святой не различает,
Где правое, где левое крыло.
То в левое плечо меня толкнёт,
То дёрнет невзначай за правый локоть...
Он, видимо, влюблён в твою святую.
Ужасно безответственный святой.

1996

ПРОСТО ПОМНИ

Просто помни:
Однажды жили
Кони пони.
Они дружили
И ходили по кругу
В связке,
И шептали друг другу
Сказки
Про простые-простые вещи -
Про погоду и про здоровье.
Просто так им ходилось легче,
Просто так им жилось
меньшей кровью.
Просто поняли пони это,
Просто поняли и - ходили.
Просто помни:
Однажды жили
Кони
яблочного
расцвета.

1996

•

Луны совсем чуть-чуть -
У краешка окна
Скомпоновалась муть,
Что в профиль не видна.

Зову её Луной.
Зову её к себе.
Мне проще - я земной,
Доверчивый к судьбе,

А ей - ночной дозор
И вечный неуют.
Лишь в форточку, как вор,
Ко мне на пять минут.

1993

СТИХИ О СОВЕТСКОМ НАСМОРКЕ

С.Ноздровскому

1.

Когда достаю из штанины своей
Я тряпку размером с газету "Труд",
Увидев масштабы моих ноздрей,
Пугается робкий рабочий люд.

Интеллигенция лезет под стол,
Роняя в Ницше свое пенсне.
Крестьянин кутается в подол,
Жену надевая заместо кашне.

Бюрократ запирает дверь на обед
И в нарукавники прячет дрожь.
И даже забивший на службу дед
Ховает в сапог свой чухонский нож.

Мой нос - не кнопка, мой нос - комбайн:
Чихну - и в стене прорубаю брешь,
Как будто рок-группа "Кампфовый Майн"
Слабала трагедию в стиле трэш.

Не нос - носина! Бомба! Труба!
Неизлечимый природный бунт!
А если чихну я не раз, а два,
Кругом остается один лишь грунт...

Стук в дверь. Это кто-то пришел ко мне.
А, это власти - изъять мой нос,
Чтоб больше я им не брешил в стене
И чем-нибудь мирным решал вопрос.

Теперь я безносый, увы, мужчина.
Такой вот гоголь стрясся со мной.
А женщины, дуры, узнав причину,
Не верят, что насморк тому виной!

2.

Снова в душу плюнул прогноз.
За окном матерятся дети.
Двое в комнате: я и нос.
Ждем, когда же вернется третий.

Не печалься, мой сизый брат,
Он придет - и залечит рану.
А пока - окунись в салат.
Я тебя осуждать не стану.

Мы ведь с детства с тобой на "ты".
Мы почти близнецы и братья...
Насморк - это лишь полбеды,
Нет лекарства - вот в чем проклятье.

Ты сегодня слегка опух
И лежишь не в своей тарелке.
Ничего, потерпи до двух,
Я бы сам, да двоятся стрелки.

Да не кисни, дыши смелей,
Ведь тебя еще не прищемили.
Я скажу тебе без соплей:
Все течет в этом мокром мире...

Все течет по усам струя.
За окном замерзают дети.
Двое в комнате: нос и я.
Ну когда же вернется третий?

1991

•

Я ровно шесть веков подряд
Ловил чужие позывные,
А мой воинственный отряд
Считал часы и дни земные.

Но, спешив воинство своё,
Я выхожу из поля брани.
Я здесь один. На мне бельё
И носовой платок в кармане.

1992

МЕЛОДРАМА

И.Квасову

Закон планет суров и безупречен -
Есть у судьбы сигнальные огни...
Он приходил в критические дни
И заводил страдальческие речи.

Он говорил: "Люблю до глубины!
Хочу - сейчас, не отходя от кассы!"
И получал поспешные отказы,
Не ясные за фазами Луны...

И он в окно выплёскивал портвейн,
Как половой в конце второго акта,
И, не вникая в медицинский фактор,
Прочь уходил, багровый до бровей...

Она была агентом при тузах.
Он копошился по торговой части.
И каждый был по-своему несчастен
И обесчещен в собственных глазах.

Перебороть регламент бытия
Им не хватало времени и денег.
И бесконечный чёрный понедельник
Им ставил мат, как белая ладья.

Марсоподобный полоумный Макс,
Насилуя свой маленький гипофиз,
Он злые письма слал ей прямо в офис,
Трагедию переправляя в факс.

Она безмолвно принимала дань,
Молчаньем только взвинчивая цены,
И, в страхе ожидая новой сцены,
Как в занавес, смотрелась в календарь,

Где в закулисье слишком ровных дат
Он волей понукал и горе мыкал,
Чтоб возвратиться ровно через цикл
И тем продлить свой месячный мандат...

Порой казалось, будто их ведёт
Злой рок, а может даже, добрый гений,
Ведь в жизни не бывает совпадений,
Зато несовпаденьям полон счёт.

По аду чисел современный Дант -
Он мог ещё сто лет бродить кругами,
Когда б его не увенчал рогами
Другой хороший парень, не педант.

И он решил: не женскому уму
Постичь мужской размеренный рассудок...
А опоздай он хоть на пару суток,
А разберись подробно что к чему -

И был бы навсегда увековечен
Союз двух неприкаянных персон...
Но у судьбы свой собственный резон -
Расклад светил суров и безупречен.

1999

МОЙ ВЕРТЕР

Уже написан Вертер,
Уже придуман Фауст,
Уже закончен Гамлет
И создан Шерлок Холмс.
А я ищу свой вектор,
Я тормошу свой хаос,
Раскидываю камни,
Грунтую бурый холст.

Уже прочитан Чехов,
Уже зачитан Пушкин,
Уже изучен Гоголь
И пройден Лев Толстой.
А я плачу по чекам,
А я пою частушки,
Шатаюсь понемногу
Из кризиса в застой.

Уже дошел Самойлов,
Уже созрел Володин,
Уже растащен Горин
И собран Заходер.
А я никем не понят,
А я нигде не пройден,
Я даже не оспорен
И, в общем, не у дел.

Меня не знает Гранин,
Ко мне не ходит Кушнер,
Не приглашает Дольский,
И Битов не звонит.
Зато я не обрамлен,
Зато я не окучен,
Не разделен на дольки,
Не возведен в зенит.

Во мне творится Вертер,
Во мне родится Фауст,
Во мне воюет Цезарь
И гибнет Урфин Джюс.
И опекают ветры
Мой черно-белый парус:
Я только-только начат -
Я все еще пишусь.

2003

КОМНАТНЫЕ ПОБЕГИ

Настольные и застенные,
Стихи мои,
вы по сути -
Комнатные растения,
Проросшие через судьбы.

Объекты моей опеки
И те, что не прижились, -
Комнатные побеги,
Растущие сверху вниз.

Мыслей моих погонщики,
Которых душа ждала
На солнечном подоконнике
Письменного стола,

По осени занесенные
Случайностью сквозняка
В паркетные черноземы
Квартирного городка.

Как стая синиц в скворечнике,
Как голь на чужих бобах,
Роились вы, несозревшие,
В ящиках и горшках.

Сквозь мутные лужи за море,
Цепляясь за все живое,
Тянулась моя азалия,
Карабкалось каланхоэ.

В реальности заоконные,
За блочную многогрань
Стремилась моя бегония,
Бежала моя герань.

С развязностью именинника
Расталкивая облака,
Стеблями свисала лирика
С покатого потолка.

Хлестала тугими ветками
Молочную рябь листа
Зеленая, безответная
Щемящая красота.

И сонные до безликости
Всплывали с самого низа
Лже-кактусы и лже-фикусы
Постылого модернизма...

Бросало свои полтинники
В копилку неровных строк
Время декоративное,
Быстрое, как вьюнок.

И выпрыгнуло из ящика,
Отложенное на потом,
Вчерашнее настоящее -
Растение ростом с том.

Надежд ли моих гербарий,
Ошибок оранжерея ли?
Творения или твари
Двухклеточной инженерии

Собрались под переплетом
И пущены в оборот?
Мои нелегкие легкие,
Соленый мой кислород.

Окрестность моя нательная,
Неправый мой самосуд -
Балконные заблуждения
В кухонном ночном лесу.

Декабрьские, весенние,
Седые, цветные, пегие -
Двухкомнатные растения,
Трехкомнатные побеги,

Настенные и застольные,
Для вечности и для дня -
Сегодняшняя предыстория
Завтрашнего меня.

2003

Производитель - покрытие прорезиненное. . Благодаря своей эксклюзивности, использованию ручного труда, торты на заказ очень дороги.