© аркадий аршинов


Серый Заяц




Просинь как проседь среди облаков.
Дождь нас покосит сталью штыков.
Нет отступления - только вперед!
Нет преступления наоборот.

Любим, как рубим, пьем как поем.
Ровно за рубль - хочешь - убьем?!
Хочешь, не хочешь - надобно брат.
С хрустом по ребрам вдарит приклад.

Дождь нас покосит сталью штыков.
Просинь как проседь среди облаков.

 
■    ■    ■    
Сумасшествие есть панацея
от ударного шага судьбы.
Чтоб не пасть под ударом ключа,
надо срочно разменивать мысли!
Надо гнать отголоски забот,
погружаться в идейные дебри -
не для всех, для себя, чтоб не скушно…
Чтоб сквозь кашель сухой сигаретный,
чтоб сквозь пламенный, плачущий ветер,
чтобы в жизни попроще, чем в мыслях.

Впрочем, если не думать, то - легче.

Падай свет, отраженный Луною -
Даже ночью темно нам без Солнца!
Лунный луч лижет лаковый люрекс,
максимально меняя минуты.

 
■    ■    ■    
Эх, зеленые деревья,
Расскажите мне о том
Как грохочет над деревней
Неприличный майский гром.

Как в душистые соцветья
Двое падают, смеясь,
И проснутся на рассвете,
Новой жизнью зародясь.

Как в крещенские морозы
Из родильной хлынет крик;
На стекле замерзшем розы
Нарисует им Старик.

Как сынишечка-трехлетка
Огорошит дуру-мать:
Он ей скажет про таблетки,
Чтоб бездетно можно спать…

И ответит тихо мама,
Спину в плаче загорбя:
"Ты, конечно, умный самый,
но ведь не было б тебя!.."

 

БОТУЛИЗМ

I

Заблудший в дебрях - да обрящет путь!
Великий путь спасенья и прозренья!
Ошибка будет обращенной в суть,
Решение отыщет уравненье.

Над упражненьем с звездами пятью
Мы посидим, стаканами ударим;
У всех людей способность есть к питью,
(а опыт битвы не проходит даром),
и вот уже пять звезд стоят в углу,
печально подготовясь к акту сдачи…
Мы в сетку их положим поутру,
Чтоб нам хватило на портвейн без сдачи.
А те, что в небесах еще горят,
Осядут тоже где-то на бутылках
И убут опрокинуты подряд!

Не ждут грибы, сидящие на вилках…

II

Не ждут грибы, сидящие на вилках!
Им страшно больно чувствовать металл.
Они, конечно, сразу вспоминают
Нож грибника, отточенный и ловкий…

Грибница-Мать, прости твоих сынов,
Покинувших отчизну слишком рано!
И вот опять соль сыпется на раны,
В тремоление больнее уколоть.
Потом седьмой круг Ада.
Медный таз.
Сковорода.
Тюрьма стеклянной банки.
И на пиру несчастные останки
Себе в утеху слопают тотчас.

    - Прощай, Грибница-Мать!
    Последние моменты.
    Язык, растленный тать,
    Крадется красной лентой.

    А мне бы жить да жить
    Среди душистой хвои,
        Но кто-то хочет пить…
        Ах, мир - Господь с тобою!

Он умер в животе
Борца за коммунизм
С улыбкой, ибо знал -
Был в банке бутулизм.

 
■    ■    ■    
Вот что, братия, я больше не пишу.
Я не занят, не болею, не спешу.
Руки целые, перо сжимает кисть,
Но теперь лишь пищу в организм ввожу.

Лист осенний клена тихо ветер сдул.
По тропе в горах бредет усталый мул.
Неустройство наше общество трясет.
Только я сижу, сжимая попой стул.

Я смотрю вокруг - не вижу, что вокруг.
Я супруг, работа есть, досуг и друг.
Но душа не бьется больше, не болит.
Слышу только сердца каменного стук.

Не пишу, хотя цела рука моя.
И виновен я, а вовсе не семья.
Истончился, видно, богом данный дар
На последней этой строчке рубая.

 
■    ■    ■    
Когда Уфа была еще волчицей
И бегала лесами приуфимья,
Тогда была весенняя пора.

Почетные уфимцы в белых тогах
И средние уфимцы в серых тогах,
И быдло из народа в черных тогах
В одних и тех же термах мыли все.

Но наступил Октябрь на горло слабым -
Завыли бабы, зазвучали трубы,
Запели злые марши злые губы
Когда пришла осенняя пора.

Погибли термы, обвалились стены
И гунны, мракобесием чреваты,
Разрушили уфимские пенаты.
И стала в мире новая Уфа.

Уфа проспектов имени кого-то,
Уфа колхозов имени кого-то,
Уфа заводов имени кого-то -
Такая стала новая Уфа.

Вот я и живу в Уфе новейшей,
И жду победы, видимо, скорейшей.
Я жду ее…а вдруг опять Мартабрь
Нахлынет морем гуннов из степей?!

 
■    ■    ■    
Вот я дергаюсь, мечтаю,
А быть может это зря?
Самолеты ведь летают -
В них сидят мои друзья.

Скоро, скоро будет встреча
С другом детства моего.
Скоро, скоро искалечит
Рот Кампричикос Гюго.
И пойду я Гуимпленом,
Красоту свою прикрыв:
Мне дадут под зад коленом,
И пойду я на обрыв,

Постою, на небо гляну -
В темном царстве темный свет -
И погибну средь бурьяна
Во красе немногих лет.

Свечка станет в изголовье,
Губы сшитые дратвой…
И хотел бы крикнуть слово -
Нет. Все сказано тобой.

 
■    ■    ■    
Безобразный дом на холме.
Бело-синий дым над холмом.
Черный грач, себе на уме,
Удобряет землю дерьмом.

Трактор лязгает траками,
Тащит за собой сто шипов.
Тракторист ест пиво с раками,
Прет и давит всех червяков.

Прет он меж созвездий и звезд,
Бороной гася их огонь;
Трактористам всем не до слез,
А от звезд потухших лишь вонь.

Прет на трактор К-700М
И корежит древний расклад.
Он не терпит прежних систем,
Был ему прочитан доклад.

Трактор ты родной, К-700,
Тракторист в рубахе из льна,
Что ж ты пашешь как идиот.
Он в ответ: "А просто - Весна."

 
■    ■    ■    
…но, слава богу, что наш дуб - лишь дуб,
а не засада, за которой труп.
И ночь тиха. И дышится вольготно.
И Леви томик ребра греет мне.
И впереди все сине-беззаботно -
И свет, и дом, и всадник на коне…

 
■    ■    ■    
А все что-то не то этой зимою.
Все тянется день за днем без смысла, без места,
Так, словно бы настоящее - не со мною.
От этого то ли грустно, а то ли тесно.

На самом-то деле - беда - еще долго:
Морозы, пурга, да снег за окном конючит.
Не тот я уже охотник, чтоб взять двустволку
Да серого зайца поймать глазом колючим.

Пускай его бегает…воевать нет охоты.
Знаю как, но что умею - не знаю.
А скоро уж, скоро понесут талые воды
В окиян зайцев и деда Мазая!

 
■    ■    ■    
Час за часом проходят дни.
Оставаясь с тобой одни
Мы молчим, потому что слово -
Ложь, которая все саднит.

Сад оставлен в грабеж зиме,
Словно узники Колыме.
Что-то нынче не слышно песен
В окружающей тьме кроме…

Жизнь идет, как идет каток,
Как читаемое меж строк.
- Все, что пишем мы, нам - чужое! -
так не раз говорил пророк.

Серой ниткой свяжу слова,
Покажу тебе их сперва,
Прежде чем пилигримов строем
Их отправить в лес по дрова.

 
■    ■    ■    
Облака грязно-серые по несинему небу
Уносились все дальше.
Я стоял на холме - ничего со мной не было:
Как раньше.

Я стоял и смотрел. А земля уносилась.
И меня за собою.
Только птица красивая неподвижно застыла
Судьбою.

Догоняла ли землю или небу вдогонку,
Или я был ей нужен?
Ветер крик относил. В самом деле не знаю
С кем хуже.

 
■    ■    ■    
Ветер ветки ковыряет
Длинным и холодным пальцем:
Сколько ужаса в Природе,
Сколько страшного веселья!

У соседей неспокойно -
То ли мат, а то ли песня:
Сколько ужаса в народе,
Сколько страшного веселья!

В небе Бог - глаза как блюдца -
Он молчит, хотя и видит
Столько ужаса в созданном,
Столько страшного веселья!

 
■    ■    ■    
Я по натуре не Белинский.
Я по натуре все же Пушкин.
Я Заяц Серый на опушке,
Сложивший на макушке ушки.
Но если Пушкина доводят,
То Пушкин все-таки стреляет!
И если Зайчика кусает,
С небес упавши Птица-Ворон,
То он ударом лапы задней
Врага, бывает, убивает.
Я по натуре - Серый Заяц.
Аркадий Аршинов...

 
стол книжка . Маскарадные маски - Респиратор. Шприцсистемы ПРватамарлябинт.
Hosted by uCoz