© Ольга ЧИКИНА


Д В О Р И К

■    ■    ■    ■    ■    ■    ■    


Клава

I.

Барышни пили девичий токай,
В небе играли драконы,
Все, что помечено именем sky,
Слушало запах вина,
Клавины сны обрывала тоска,
Клава плевала с балкона,
Может быть, это вчерашний токай,
Может быть, это весна.

В Клавиной той развесенней стране
Лечат холеру микстурой,
Все ничего, но пустая мошна
Точит усталую плоть.
Боже, зачем ты являешь во сне
Странную их субкультуру?
Где веретенце токайского сна
Хочет ее уколоть?

Клавино небо опять моросит,
Глушит шаги Парсифаля,
С неба на жителей этой страны
Пала привычная ночь.
Клава с балкона опять потрусит
В замок святого Грааля,
То ли желая о чем попросить,
То ли желая помочь.

Больше никто не доходит к нему,
Замку без пушек в воротах.
Что же ей бегать от этих ворот?
Что же отсюда спешить?
Клава уже не звонит никому
И не идет на работу.
Может быть, это сомнительный Фрейд,
Может, работа души.

Клава ходила над озером, где
Плакала фея Моргана,
Эту дорогу не видел никто,
Скрытую диким плющом.
Клава с утра устремлялась к воде,
Клава хлебала из крана:
«Ах, либидо ты мое, либидо,
Что тебе надо еще?»

Море зеленое спит у весла,
Бегают синие тени.
Море глядело, как в небе висит
Новая дивная ночь.
Старая Англия снова плыла
В Клавины эти виденья,
То ли желая о чем попросить,
То ли желая помочь.

II.

«Научись колдовать, уходи от него в Занзибар», —
Говорит мне, являясь в мою полудрему, безумная Клава с цветком
И идет танцевать, и поет, так мне кошка поет у ночного столба,
И я прячу глаза за дешевым своим табаком.

«У тебя золотые глаза, серебро на руках,
Так запой заклинанье свое, и лягушка печальная тоже споет,
У тебя за спиной он услышит ее, он отпустит стрелу в облака
И пойдет по следам, и в траве он увидит ее.

По высокой багровой траве, в Занзибар, от него,
На своем осторожном коне, с белой кошкой, уснувшей в пути на руках,
У тебя за спиной будет снег, и запахнет любовью твое колдовство,
И останется запах и вкус твоего табака».

 

Балерина

Дорогая балерина
Не глядела в зябкий зал
На пустые до несносного места.
Для чего ж она парила?
Для кого ж ее глаза
И красиво обведенные уста?

В этом зале только прачки,
Господа на Колыме, —
Это покер без тузов и королей.
Что тут делать в белой пачке?
Что тут бегать в полутьме,
Перед прачками кататься по земле?

Стыли девочки в партере,
И свободные места
Окружали этих девочек прямых,
И свободный офицерик
Без медалей и креста
Кушал яблочко в желаниях хмельных.

Стыли тапочки евреев,
Грели нары господа,
Грели в пальчиках холодные очки —
Офицерик с гонореей
Отсылает в никуда
Театралов за немодные стишки.

Ни окошечка не видно
В этом зале полутемном
С видом на ночь, на машины и Москву,
Чтоб не прыгать балеринам
В белых платьицах казенных
Из окошек прямо попой на траву.

В этом зале только прачки,
Господа на Колыме,
И стояла, ровно голая, при всех,
Балерина в белой пачке,
Белый лучик на тюрьме,
Белый гвоздик, вбитый Богом не совсем.

 

Дракон

И дорога пуста, и кругом никого,
И глубокое око коня моего
Понимает, что всех или нет, или спят,
И что можно поехать вперед и назад,
И не знает, что в плеске ночного огня
Кто-то видит меня. Кто-то видит меня.

Этой ночью все спят, мой задумчивый конь.
Только златолюбивый пещерный дракон
Не смыкает три века оранжевых глаз,
Перед ним его радость — пурпурный алмаз.
И не спит кто-то кроме его и коня.
Кто-то видит меня. Кто-то видит меня.

Кто рисует дорогу без вех и мостов?
Кто художник моих бестолковых следов?
Кто гадает мне жизнь по упавшей звезде?
Кто ведет меня к чистой ночлежной воде?
Кто бы ни был, он здесь. И любя, и храня,
Кто-то видит меня. Кто-то видит меня.

 

Сапожник

Может быть, я — твое зеркало, пьяный сапожник?
Что мы с тобой отираем чужие пороги?
Что мы с тобою крадемся дворами попозже?
Что нас с тобой прижимает к домам от дороги?

Родина слушает старые песни о главном,
Что ж, запоем-ка и мы, обратившись на небо,
Вот она, горькая, снег и газетка на лавке.
Помнишь, сапожник, народную песню о снеге:
See the snow come down…

Площадь пестра от опасных ментов и бандитов
И от таких же, как я, дураков неопасных.
В честь октября умирают цветы на гранитах.
Как до утра они пахнут, легко и напрасно!

Может быть, дело в единственном нашем стакане,
Может быть, мы в ацетоновом пьяном блаженстве
Нюхали эти цветы, дураки дураками,
Впрочем, легки, ровно снег, и чисты, как младенцы.

Что нас с тобой обернуло обратно к дороге,
К этим последним цветам и последним прохожим?
Кто после нас отирает чужие пороги?
Может быть, мы — его зеркало, пьяный сапожник?

Что ж мы летим, как снежинки, в стекло лобовое?
Что ж нас не носит земля на себе осторожно?
Нет уже времени, что ж это, право, такое?
Есть еще сердце, допой же мне, пьяный сапожник:
See the snow come down…

 

О Дронте

— Это я. Это Мишка с фамилией Шляк.
Сорок лет мужику, а по-прежнему Мишка.
Это дворик и тишь. Шебуршат в тополях
Три воробушка серых, небесные мышки.

Если кто и глядит с высоты облаков,
С ледяной высоты, высоты бесконечной —
Он увидит, конечно, простых дураков —
Двух нетрезвых таких и таких человечных

Дураков, наблюдающих время свое
(позади — так легко, впереди — так неясно)
В самом центре страны, на ладошке ее —
Чем мы, Миша, живем? Чем мы, Миша, прекрасны?

Что нам дорого, Миша, из наших потерь,
Нам, отпущенным в мир без всего, наудачу?
Мы одни на планете. Чего ж нам теперь? —
Ничего. Ни-че-го.
Так о чем же ты плачешь?

— Да я о дронте.
О прекрасной доверчивой птице,
Выходившей навстречу матросам,
Уходившей от них в никуда.
Я о дронте.
Он приходит ко мне и снится.
А кругом снова вечер и новая осень,
И глуха золотая вода.

Проползая по руслу огромных веков,
Сколько бед это черное небо впитало,
Что так мало оставило нам дураков?
Вот и дронта не стало, и дронта не стало.

Так и нас переловят у самой стены,
Ни взлететь, ни сбежать, ничего нам не светит.
— Ты о чем это, Миш? Ну кому мы нужны?
Мы одни на планете. Одни на планете.

— Да я о дронте.
О прекрасной доверчивой птице,
Выходившей навстречу матросам,
Уходившей от них в никуда.
Я о дронте.
Он приходит ко мне и снится.
А кругом снова вечер и новая осень,
И глуха золотая вода.

 

Часовой

Теребит в кармане бумажку с моим телефоном
Молодой часовой на посту между небом и нами -
За плечами его - только небо и белые кроны -
А над ликом его - только небо и белое знамя -
А бумажка с моим телефоном под пальцами мнется -
А в кармане моем телефон - я ношу его честно -
Я ношу его честно - а что мне еще остается -
А когда же он мне позвонит - ничего неизвестно -

Я не сплю, но летают по небу мои сновиденья -
Молодой часовой на границе у самого края -
Так я просто живу между небом и датой рожденья -
Так я просто живу и играю, живу и играю -
А на звуке сидит режиссер и глядит беспокойно -
Так я двигаюсь нервно, курю, возвращаюсь обратно -
Так пою и опять ухожу - ухожу непристойно -
А когда же он мне позвонит - ничего непонятно -

С моря дальнего светит маяк - я стою на пороге -
С неба бабушка видит моя - я ищу свое место -
Так я двигаюсь нервно по белой от света дороге -
А когда же он мне позвонит - ничего неизвестно -
А бумажка с моим телефоном под пальцами мнется -
А в кармане моем телефон, я ношу его честно -
Я ношу его честно, а что мне еще остается -
А когда же он мне позвонит - ничего неизвестно.

 

Академик Зинченко

А вчера над крышами
Города Дзержинского
Было всем видение
Общее одно –
Ходит-улыбается
Академик Зинченко,
Вот такое вечером
Было нам кино.

Будто бы он плавает
С лютиком и галстуком,
Все вокруг рабочие
Думают-стоят.
Будто б от видения
Этого прекрасного
Светится ужасная
Родина моя.

Что Вам здесь, голубчику,
Неужели весело
Над таким заснеженным
Городом моим?
Что мы здесь как глупые –
Головы повесили?
Что за думы странные
Думаем стоим:

"Надо жить доверчиво –
Северными птичками
В тапочках и маечках,
Чётки на руке,
Раз нам улыбается
Академик Зинченко
С лютиком и книжкою
В черном пиджаке".

Вот легли рабочие
В шапках и ботиночках,
Спят, как дети малые,
Люберцы в снегу.
И приснился Люберцам
Академик Зинченко
На крутом заснеженном
Диком берегу.

Завтра удивленные
Встанут пролетарии.
Будут про ученого
Думать и гадать.
На работу трудную
С кнопками и фарами
Желтые автобусы
Будут их катать.

 

Сережа

Сережа! Как зеленая нива полно твое бедное сердце
Страданьем по весьма привлекательной барышне в белом во всем.
Сережа! На ее белоснежном плече будет можно погреться.
А дальше – она будет твоей, и никто уж тебя не спасет.

Когда б ты согрелся оранжевым уличным светом,
Когда б ты увидел над городом вечный покой,
Когда б ты лежал на снегу и страдал за планету,
Планета тебе рассказала бы, кто ты такой.

Сережа! Твоя барышня станет большой аппетитной супругой
В лиловых полосатых трико, а по праздникам – в белом во всем.
Сережа, даже если ты бросишь ее, ты поедешь по кругу,
Работа и паленая водка – ничто уж тебя не спасет.

Когда б ты поехал с работы не так, как бывает,
Когда б ты сошел на конечной и вышел к воде,
То в зеркальце мутном бедовый водитель трамвая
Глядел бы тепло – так никто на тебя не глядел.

Сережа! Для таких раздолбаев, как я, ты – нормальный художник,
И город - этот город хранит, как умеет, тебя от машин.
Сережа, через год ты подаришь ей фен и рецепты пирожных,
А дальше – она будет гордиться тобой и гонять в магазин.

Когда б ты гонялся в трусах по рязанской метели,
Когда бы ты плакал один от любви к красоте,
Тогда б твои белые птенчики – раз – и запели
Под белой луной на твоем знаменитом холсте.

 

Вот так вот живешь как паршивый пес...

Вот так вот живешь как паршивый пес.
Вот так вот кладешь свои деньки как карты – внахлест.
Рядом смешные блошки-стишки вертятся.
Пахнут зачем-то смертью.
Правда, без слез, слава богу.
Без слез.

Я помню, мне пели с утра до утра
Расслабленно, ровно
Хорошие юноши у костра
О лодке, реке, любимой руке и тоске,
И о том, как они хороши
И духовны.

Я помню, вверху – напряженный свет -
Напряженные плотные всполохи и
Движение на острие:
Детство, свобода, смерть
И то, о чем никогда не поют у костра,
А поют на копье...

...Вот так вот ползешь по копью к петуху,
Ощущая себя на мыльном столбе с петухом
Наверху.

Хорошо
Соскользнуть через метр,
Отдышаться. Курнуть.
И петь у костра –
О лодке, реке, любимой руке и тоске
До утра.

 

Васька

И варежки Васька теряет, и шапку,
И ходит, и ходит от дома вдали,
Сидит на берёзе с вороной ушастой,
Глядит, как уходит дымок от земли.

Кивают на Ваську бродячие кони,
Ей лижут сапожки двенадцать зверей,
А вон из дремучих кустов новогодних
Душистый хорёк улыбается ей.

Погладил он Ваське неровную челку,
Сказал ей на ушко: "Гляди, под сосной
Из Васькиных шапок и варежек тёплых
Сидит на опушке сугробик цветной".

А дальше по лесу - бухают бандиты,
Ногачие девки визжат и поют,
Пуляет по ним некрофил недобитый,
И два наркомана под елку блюют.

Глядят из дремучих кустов новогодних
Вонючий хорек и двенадцать зверей,
И тикает дятел, и время уходит.
Иди-ка ты, Васька, из песни моей.

 

Дворик

На дворике чёрном
Ни брата, ни суки,
Ни малых щенят и
Ни пьяного друга,
И где я, и где я,
Мой чёртик из воска?
Вот так я взрослею,
Тяжёлый подросток,
И мне это просто,
И мне это просто.

И так мне не спится,
Что в доме напротив
Всем снятся кошмары,
И вот все выходят
В трусах и халатах,
И чайники хором
Им вот что выводят:
"Так надо, так надо
Для вашего блага,
Для вашего блага".

И все достают из
Семейного склепа
Почётные грамоты -
Признак мещанства,
Сжигают, и пламя
До самого неба,
И дворик несчастный
В трусах и халатах,
Вот странный субботник
Для странного блага.

И думает дворик,
Стакан под настойку,
Копчёный и сальный,
Как тленны дипломы,
Мои и не только,
А пламя до неба
Так близко от дома,
От чёрствого хлеба,
Трусов и халатов,
Семейного склепа,

От жизни моей, где
Зевают до рвоты
На дворике чёрном
И ходят на танцы,
И хочет другого
от этого кто-то
Бухой и учёный
И слушает Брамса,
И как это странно,
А в новом пространстве,

А в новом пространстве
Не принято песен.
И это - не песня -
Потоки сознанья,
Этюд о мещанстве,
О чайниках ночью
О шёпоте "Где я",
Простом и не новом,
И как я взрослею,
И как мне хреново

От странного блага
Для тех, кому тридцать,
Кого Кустурица
Преследует фильмом
О том, как бывает,
Как тлеет бумага,
Как всё это тлеет,
И как убивает

Жара из стакана,
Как плавится камень
И чёртик из воска,
И как я взрослею,
Тяжёлый подросток,
И как это странно,
И как это просто,
И как это просто.

 

Я ли не люблю тебя, Родина моя?..

Я ли не люблю тебя,
Родина моя?
Елочки веселые.
Светлые края.
А когда ты посветлу
Кружишь во хмелю,
Я ли не люблю тебя?
Я ли не люблю?

Снег летит по елочкам.
Весело снежку.
Мальчики веселые
Плачут по дружку.
А один по улочке
Кружит во хмелю.

Я ли не люблю тебя?
Я ли не люблю?

А над нами вечное
Острое крыло.
А дружка под венчиком
В небо унесло.
А ты все веселая.
Кружишь во хмелю.

Я ли не люблю тебя?
Я ли не люблю?


 
■    ■    ■    
установка автостекол москва. . нормы бесплатной спецодежды
Hosted by uCoz