А в августе, вечера такие,

Мёда гуще, пречёрные.

А к августу ты

Прикоснулась первая,

В лукошке несёшь пироги слоёные,

Но август

Жар, струящийся, домны,

Желает нерва.

Арбуза, бесстыдную мякоть

Вкушать беспричинно.

И в соке его

И в осах, жужжащих от сытости,

Ты в развороте застыла картинном

Карандашом, акварелью,

Углём набросать

Хмелеть от открытости.

На берегу следы

Нагрета безумием цветастая галька

Не Солнце, что ты,

Офорт перебора готовности,

Контурам, смелым, вторит калька,

Копируя ночи, бессчётно,

Координируясь с миром,

В созвездьи условности.

На перекрёстке,

А он ли случаен

В охапке медь и бронза короткого лета,

Не узнать невозможно.

Принимаю тебя, как данность,

В скупом подфанарье

Лист кленовый,

Зрел и характером сложен.

Промотать август,

Гордясь неоткупными закладными

Запоёт труба

Торжествующим соло,

Контральто греха замолят святые,

В приземленных храмах

Оплавятся свечи,

Мир без тебя, расколот.

Пересечь за полчаса всю страну,

Сотни жизней пропустить сквозь себя

И собраться на смешную войну,

И уйти не зажигая огня.

И не скрипнут половицы "прости",

Пусть объятиям претит пустота

Зажимая свою душу в горсти,

Неумело прошептать "навсегда".

Домовой со мной пакует рюкзак,

В балахоне Арлекино зари

Но над садом оберегом звезда,

И песочные не встанут часы.

Под грабительский процент нелюбви,

Ростовщик уступит старый рояль

Почему-то в рифму - Спас на Крови,

Шар воздушный поднимает мистраль.

Я верну кредит купюрами строк,

Рок-н-ролл заменит вычурный джаз

Под гондолою алеет восток,

Сумасшедший мир приветствует нас.

Дрогнула,

Ещё секунду назад,

Бессловесная, безразличная,

Казавшаяся незыблемой,

Вязкая тишина.

Волоком,

Ничем не сдвинуть её,

Но, под порывами первыми ветра,

Неотвратимо, гулко захлопнулись,

Створки окна.

Кто-то,

Властью своей,

Сотен взор повернул,

К струнным, клавишным,

Смычком.

Усилие, мимолётное

Натруженных

Рук.

Ловко, скажете,

Выманить заветный

Неизбывный, торопящийся час,

На принятие новыми

Веры твоей.

Стук.

Откинута,

Фанера сидений к спинкам кресел,

До отскока,

До взвизга несмазанных петель.

И в блеске стыдливой слабости,

Отрешённость.

Глаз.

Прячет,

Уверен в грядущем безделии,

Признание своего торжества,

Пальцы,

В карманы,

Некто, по имени Дирижёр.

В сторону.

Пас.

Презирая

Столпотворение,

Заискивание,

Самомнения злобу,

Приближается к альма матер,

Затрапезному,

Просто,

Ларьку.

Аплодисменты местной богемы,

Жизнь сладим.

По пиву ?

Дюжину.

Дрогнула

Ещё секунду назад

Бессловесная ...

В отель многоцветных лун

добавлю немного чёрного,

странного, неуёмного

правильного чуть-чуть.

Но феерия ночей,

где тени живут особо,

нам разрешает, настойчивым

пусть всё это сбудется,

пусть.

В отель многоцветных лун

входишь всегда королевой,

решительной, правой и смелой

на красный ковровый путь.

Пусть мажордом витийствуя

восславит вошедших,

смеюсь,

"Самая лучшая женщина ! ", –

коснуться которой

боюсь.

В отель многоцветных Лун

доставят все астры мира

зеленые, жёлтые, с ливнем,

где же такие?

Жуть! Если ошибся –

глупости,

расставлю как ты любила,

в нотных рядах клавира,

пусть всё это сбудется,

пусть.

В отель многоцветных лун

вносят огромное небо -

место твоих побегов.

Что мне остается ?

Жду ...

Пирсинг персей,

Параллельно и паранормально,

Прямо противоположно

Простым постулатам.

Пароксизм пассеизма.

Радуемся,

Рождению Рима,

Ревущего ринга

Ристалищ рядящихся риз.

Рапсодия ракурсов.

Если её,

Единообразно

Елеем.

Ёрничаю.

Епитимья Евтерпе.

Дорога дрожит диалогом

Дремотных достоинств,

Дважды два,

Добро делегирует

Диалектику Дарвинизма.

Лояльно летать,

Ликуя любить,

Ласкать ланиты,

Лаком

Липовых листьев.

Обнаженная обмороком,

Отрешенно отводит огонь,

Обходя округ осени,

Однако,

Однообразно.

Гимнов гамма,

Герольды гласят

Гладиаторам грозным

Говеть,

Громобой и глашатаи,

Горько.

Греемся.

Предлогом для встреч и соитий

Не выступит слово,

Как мы видим,

Слово – только звуки, не более,

Я касаюсь её,

От несносного жара плечей

Бредят звёзды,

И стремятся рожать,

Сверхновую, только лишь,

Что сожжёт, несомненно самих,

Верую, верую, верую,

Строго верую

В перманентность любви.

Пью тебя.

И пьянею от сока,

И соли его.

Незачем,

Даже и, есть с кем,

Не жили,

Каждый маршрут - крен.

Если бы,

Знать распятий секрет,

Псалмы петь, исслезить хлеб.

Нужно ли,

Встать во весь рост,

Вынести,

Сто пустых гроз.

Рвано ли, нож вошёл в грудь,

Опосредован,

И кровав путь.

Так мечтать,

На стремнине лет.

Мне июнь,

Воздаяний грех.

Он прошёл,

Стороной,

И вот.

Я ему,

В долг прощаю год.

И ссудить,

Кто ему,

Разрешит упасть.

И объять,

Рук тепло, чьих.

Копирайт,

Состоянью ниц.

Ей полцарства - что,

Ей весь мир - мал.

Она – сотни лиц

И девятый вал.

Коль, и есть зачем,

Даже, без никого.

Просто любить,

Разрешено.

Суета дел,

Все часы, под пресс.

Кройки крупный мел,

Держит славный бес.

Он оставит след,

Где расшить - ушить.

Острых игл бред,

По дратве – нить.

За углом - бой,

Тень – без головы,

Это – просто роль,

Ненавидеть жизнь.

Ты манускрипт, не иссушенный зноем,

Ты холм Весны, постоянна, как нежность

Протуберанец на сцене -- ведома,

Всё же, не верящая в неизбежность.

Ты догорающая лампада,

И окончание праздников -- будни,

Ты ежесекундная серенада,

Ты многомерна и монотеична,

Но, не милосердна и полихромна,

Ты так застенчива и архаична,

Ты – это мир безнадёжно-огромный.

Больше о доме, о детях и море,

Он океан - как абрис отчужденья,

Я не зажгу тебя только глаголом,

Я предложу свою Душу – Смятенье.

Ты просто пишешь, как танго танцуя,

Пять точек надо, они единенье,

Волшебно - незримо тобой очарован,

В тесных чертогах стихотворений.

И присягая мелованным листьям,

Лучше они ? Пред - осеннего злата ?

Внутри синкопы и пиццикато.

Джаз - моя жизнь, им-про-ви-за-ционна,

Я тяготею к игре саксофоновой,

И псевдо – прагматики, рушим барьеры

Кем – то воздвигнутые, по-ту- сторонним.

Дай свои руки, как счастливо – стыдно,

Но, ей же, не стадно, всамделишно, право,

Десятком склянок начищенной рынды,

Так рекрутируют, в Армию Славы.

Намеренно, следуя тактике боя,

шаг за шагом.

Лето берёт города собою,

май - позёр, под белым флагом.

Проверено, мин нет,

любимые встретились, разошлись, рады.

Зримо, захвачен зноем проспект,

ветром полнятся автострады.

Стремглав, несётся бесшабашности вечность,

с нею ты.

Вливается в жилы мои беспечность,

я развожу мосты.

Кланово, безбилетникам вход воспрещён,

строгость планшетов.

Дверь поддаётся, под ржавым ключом,

Бравурный марш предвоенных фуршетов.

Ровно, ряды не боятся родства,

будут стоять до победы полной.

Атланты держат мир плутовства,

каждый член чей-то сборной.

Симптоматично, ваять позитив из папье-маше,

не править бритвой.

Кто-то проводит борцу туше,

заряжаясь неравной битвой.

Флангов потери несчётны, значит,

следует крепить оборону.

Резерв сыт и силён, маячит,

слава и честь составляют колонну.

Штабные игры незрелых ребят,

с кого жизнь верстать, забота.

Карты угрюмо секреты хранят,

крепкие руки греет гаррота.

Синие, красные стрелы бросков,

зубы верного окружения.

Маркитантки заставят вином альков,

быть во хмелю на пороге забвения.

Стикс начинается у ворот,

дождь полон кровью, водой отваги.

Бородино - мёд непролитых сот,

место аренды, царят варяги.

Конгениально, быть на коне,

сверим часы, точностью мига.

Снизимся, птицы поют на заре,

очередная попытка блицкрига.

Когда-то, ещё будучи мальчиком,

с упрямою чёлкой, честно прилизанной,

он убегал, тайком, к парусам холщовым,

и мачтам, незамеченным,

слушать речи непризнанных.

В волнах, глохнувшего безумства пустынь,

на камнях, не им расположенных,

хаосом, не видел себя,

но ощущал каждодневно,

в зычном грохоте сиплого зюйда,

напротив уснувших сопок,

базальтовых,

бессменным участником, бесчисленных спуртов.

С натиском звездного ветра странствий,

презревший манну неба, сверхновой яркости,

замечен поиском монологов,

не классиков списочно-преданных,

а своих, подноготных, исковерканных праздностью,

даже и, непечатным слогом.

Назывался сукой и падалью,

потому что не знал, как звать можно.

Разыгрывал сцены парадные,

генерал, капельместер, по сути всё равно.

Забывался дешёвою водкою,

вне дома , что там, мещанство,

супы с пельменями.

Хватал, с жадностью, час назад, рыб сырых,

с кровью холодной,

а птицы ему завидовали,

принимая за чайку, голую,

без роду и племени.

Посылал себя, касаться спектаклей,

артистом, единственным в них, умирал на сцене.

Много успел, заполняя подпункты тщательно,

ведомый кем-то.

Так, без апелляций, торжество презумции

невиновности,

роль обняла его, виват доброделам.

Бред вседозволенных обществ,

здоровых условностей,

торжествуй, тарантелла.

Потом были ступени, не помнит их,

софиты и вспышки магния, неужели побоку,

поцелуи парадных, с котами и сволочью,

исписавших подьезды, его же кровью.

Старался запомниться зеркалу,

последней секундой полёта вверх, прыгая вниз,

песнь запел о запахе ландыша,

в волосах её,

над толпою, смешавшихся лиц.

И зрачков, евших чёрное в чёрном,

каприз, ценник бумаги добротной.

Нет больше, чем три слова.

Нет меньше, чем три слова.

Нет слаще, чем три слова.

Нет их солёней.

Море, море, море,

назначая ровней.

Так стал называться он -

Штормом.