|
© лёша гурзО
|
REПЛИКИ
арка
Необоснованно землю хвалить,
если меня, поднебесного олуха,
бережно будет вовеки хранить
облик обыкновенного облака.
утро ко рту
наркозокран
"Атака заката"
В. Брюсов
Рассвет оранжев, точно каротин,
и облака полощет резкий ветер…
С утра себя упрятал в карантин
и не заметил, как подкрался вечер.
В одном лице – слуга и господин,
корю себя и назначаю кару,
даруя из возможных половин
однy себе, но хоть куда – к удару!
Тут сколько ни кудахчь и ни талдычь
о покаянье, рёв отнюдь не бычий.
Обычная удача – вне добыч.
А разве я стремился к необычной?
к дождю
Луг: облако – бокал Богу.
Л
селадон
Вошла разведчицей – она
явилась якобы по делу
на пять минут, но близ окна
уселась прочно.
Дрожь по телу –
тогда, хитрее ста лисят,
хотите чаю, вопрошаю?
Стар и неприбран, я – как сад
заброшенный, и тем прельщаю.
чокнуться
Разолью бу ты лёк –
вспомнив: как в молодость...
Жизни – пять буковок,
пальцев пять – малость.
Справа нет никого,
слева – ну, сердце.
До чего пиково
пить без соседства!
Не искал выгоду,
верил – Бог, мол, даст…
Но пришёл к выводу,
что ушла молодость.
тост
тест
Свете в сети
Я с леди виделся.
Жаль, не в "реале".
Она в обиде вся –
и я в печали.
Как мошка, химии
вдохнув, умру,
но в чём грехи мои,
не разберу.
А может, к чёрту стыд,
явлюсь к ней в дом…
Авось, меня простит –
за палиндром!
загодя
"…отностальгировал заранее"
А. Галич
Повернули на Брест
холода. Посмотри:
на заре в ноябре
стынут сны-снегири.
Нас обыщутся зря тут
через год – скажут: нет
их – свалили на Запад…
Горячечный бред.
Сны без просыпу длятся.
Хоть бы тявкнул Анчар,
чтоб очнуться от блядства
морфеевых чар –
им ни дна, ни каникул,
и тянут на Запад…
Хоть бы кто нас окликнул,
одёрнул: назад!
над болотом – под облаком
to LenaS
В торфяном болоте
мглистая водица,
рядышком – на фоте –
девица-девица.
Там толпа утопших
водится чертяк –
это если в общих
отразить чертах.
Кто-нибудь про фото
лишнее болтнёт,
выйдет из болота
чуть ли не Балтфлот!
финиш конькобеженца
сон
У меня растут года – будет мне!
...Они растут – я уменьшаюсь,
как отражение во льду,
но в ящике не умещаюсь;
коньки откину – и войду.
Ко множеству характеристик
моих – и эту добавляй:
во мне проснулся песси-мистик.
Вам не приснился невзначай?
лукопись
горючее – слеза
“когда резал ты лук”
Муся
Дров наломав, за чуркой чурку
в огонь швыряю – так топлю
печалящуюся печурку,
тоскующую по углю.
Синицу пестую ручную,
а в сердце тяга к журавлю.
Печуркой… тьфу – печёнкой чую:
в слезах – читателя топлю.
Какая кошь меня кусила,
ведь мне читатель не чета:
быть знаменитым – без курсива
не обойдётся ни черта
характера, ни штрих натуры…
Но зарекусь по новой: стоп!
Как флуд – после моей халтуры
остаться должен хоть потоп.
автограф
Горит у реки золотой огонёк,
уносится к облаку светом…
Резко плеснувший хвостом окунёк
здесь окунулся – ему невдомёк
опыт с небесным секретом.
из писем к LenaS
Скрою страсти глубже Атлантиды –
знаю, что погибну, воды вскрывши.
Лучше расскажи, как сталактиты
ледяные, свешиваясь с крыши
где-то в Сестрорецке, кажут зубки
и пускают слюни водяные...
Там спешит к платформе – в тощей шубке –
напрямик пересекая площадь,
существо, чьи пальцы ледяные
не могу почувствовать на ощупь.
Расскажи мне девочку – подростка
телом и с нездешними глазами.
Лишь одна, малейшая, подробность
мне нужна – какая, и не знаем.
Если кто – скотом ли, из-за денег
или... не могу придумать даже –
эту мою девочку заденет,
если понедельника не будет –
это на меня проклятьем ляжет,
потому что Он меня осудит
первого. Поскольку не любовник,
но плохой молитель за змею,
Леночка, я первый твой виновник,
так как первым это признаю.
...Ох сейчас и всыплет мне за "тело"!
А, перетерплю – большое дело.
ещё не вечером близ Расторгуевки
воспоминание
Мусе с Любовью
В удивленье застыл у деревни:
золотится сентябский пейзаж,
в отдалении от ударений
звуки песни ласкает алкаш-ш-
  ш-ш-ш…
Кони в яблоках, платья в горошек,
женихи – эти в бабочках… И
от видений таких расхороших
поневоле запишешь стихи.
Так воспой декольте у кокеток –
их поспевшие грушки воспой!
Ностальгия настала – как эта
коробейная осень воспо
м-м-м-м…
Схлынет праздника разнообразье –
вон, к зиме уже окна теплят,
и подумаешь – стоило разве
пересчитывать мелких цыплят?
побег
по прочтении поэмы Вознесенского “Возвратитесь в цветы”
Он – по старинке – нов, солист любого хора.
Букет его стихов и правда что из сора
шуршащей мельтешни… Мы около – без шуму –
подобны малышне, внимающей большому.
Чтоб длилась жизнь цветов, совету фармацевтов
я следовать готов: как жертвуя на церковь,
роняю во хрусталь малютку аспиринку –
та, выполнив спираль, уляжется на спинку...
Врёт жёсткий аспирант
подруге – блядки кратки –
с надеждой на спираль,
а жестом: на лопатки.
Нарушив, провела
в общагу, съев таблетку:
поблёкнут Правила с границами –
поблекнут.
Но всё наоборот
стрясётся – будет поздно
ложиться на аборт;
а папа не опознан.
И в шалаше – райцентр –
когда найдёт ментовка,
процедит офицер:
убийца шалашовка.
Прикажет лезть в кусты
поджарому сержанту…
Нет, дети не цветы –
их по горшкам сажают
не всех.
В кустах? Пустяк:
малец ещё не ползал –
ни маму не постиг,
ни папа не опознан.
рейс 4-54
юбилейное
“В сон мне – жёлтые огни…”
Умираю – не к врачу
б, а смертельно спать хочу,
спа… Спо-
ткнулся – в яму сна:
батя, трасса, ночь тесна
в индевеющей кабине;
голоса.
- Иди к ебене…
Кто шофёр?
- Один еврей,
с ним щенок.
Четвёртый рейс.
С-с-сплю и вижу: пароход,
город – Ванино точь-в-точь,
льдин ломающийся хор…
ДиНь – шли сутки День и НочЬ.
*
Сон есть сон: всё перепутано.
Батя часто брал меня в рейс,
но – когда шёл на Магадан, точнее – в порт Нагаева,
куда прибывали так называемые коробки из Ванино.
Зэков наблюдали, конечно, с расстояния – сквозь “изгородь” вохры.
Я спросил батю: они враги?
Кто? – ответил он, глянув на вохровцев.
Но и ванинское впечатление, года… 51-го,
тоже врезалось в память –
когда увидел погрузку дошедших и дошедших этапников:
их брали тралом и скопом сваливали в трюм – звук нестерпимый…
Ане
а не...
Как знак, письмо – в январь из декабря –
вдруг получил; конечно, растерялся
и, повторяя, мямлю: растеря…
Не зная, что ответить, рад стараться
сказать: нет слов, которые – не зря.
Танцующей на кожаном ремне:
я вспомнил – гужевали здесь крымчане
под Новый год – тебя и мнилось мне,
вы разные, те чайками кричали,
а ты тиха – русалочкой на дне
как будто спишь, слезинки не пролив,
дабы не звать внимания напрасно.
Исчерчен сетью Керченский пролив;
не там ли Мефистофель чуть напрягся –
усильем воли грешных утопив?
Расползся хризантемой горизонт:
нагнало ветром краску заревую
на солнце-кляксу. Кто твой Робинзон
по пятницам? Смеюсь – не заревную.
Сказал нет слов, и вон как – пустозвон.
…А в январе, в декабрьском “Октябре”,
письмо обезымянилось – да ладно.
Ответил заголовком я: к тебе –
и только. Не особенно галантно?
Что ж, вырос во дворе – не при дворе.
новый год – с нуля
по Цельсию
Не дед Мороз, а бабка Мoрось –
Маруся, глянула в январь
(даже не грянула), как порознь –
с погодой строгий календарь.
Снег – ждали – сыпанёт повально.
(По валенкам тоска… Пройдёт.)
А сели в лужу все – буквально
я окунаюсь в новый год.
Чикаго пропитался влагой;
тут, главное, сообразить –
чтоб атмосферу черпать флягой,
потом, на опохмелку, пить.
туман
to man
Вертикаль власти: Небо – Земля – Преисподняя
Ввысь, в родные потёмки,
сколь ни рвись – а внизу.
Пыль морозной позёмки
высекает слезу.
Облако, твой обломок –
мелюзга и слезлив:
капля среди огромных
сил – разнузданных, злых.
Мёртво стынут потёки –
их ледок не слизну.
В тень втянуться – в потёмки
слезу выпить слезу.
...30 сентября
лист осенний, бумажный
Нервный ветер – небо в перьях
и взъерошены бока
птиц, которые не в первых
обгоняют облака.
Рвётся – клочьями – когтябрь
к нам, заржавлен, как металл…
Беспокоюсь я: хотя бы
рифмы не поразметал!
до рези в глазах
by I.L. (IL)
Осень кончилась, и ноябрь
пригласил молодого братца.
Warren Park поменял наряд
на блистающее убранство.
Ночью землю покрыла риза:
всюду снег – занесло Гудзо-
нов залив, Аризону... Из-за
белизны полуслеп Гурзо.
Небо сузилось на сезон,
зимний сызнова, время сизо.
бомже мой
заметки взаперти
Потрескавшееся, как дом
заброшенный, лицо препода,
заделавшегося бомжом…
нет – бомжем, требует: ухода!
Как полстолетия назад
послевоенные калеки
в наградах – будто на парад –
близ рынков и узкоколейки,
исчезли враз, так дети их
и внуки революционной
плеяды и героев книг
в дыре канализационной
сгниют и сгинут. Горы лжи –
то горе лжи (и стоп на том же –
в мозгах замызганных: бомжи,
а, может, правильнее бомжи?).
Сложившись, на паях с бомжом –
а чистоплюи пусть плюются –
мы, как буржуи, пьём... боржом
в котельной, временном приютце,
где я записываю, чтоб
не теребить с годами память
(и сокращаю: пробка – проб.),
не погонять и не поганить...
Врасплох застигла, на большом
глотке, за дверью глотка, рыкнув,
шумнула: з а п е р т о – боржом
обратно. С чердаков и рынков
да из подвалов – помелом:
облава – дали всем просраться!
А мы? Прикончили боржом,
как в замке – в замкнутом пространстве.
* * *
http://zhurnal.lib.ru/s/selena_h/
Она затменная луна,
но и при смуглом лике –
душой безгрешна и льняна,
как видится из лирики.
Ни облачка не замутив,
нахлынет и стихает
прозрачный, призрачный мотив
её, Селены Хайд.
Её сокрытая любовь,
лишь голос изменив,
стекает в музыку лугов
небесных, неземных...
Я на себя вину свалю –
и вновь иду на сайт,
и вновь не нахожу свою
луну – Селену Хайд.
белка
рок
Марине
По улочке негромкой
плывёт автомобиль,
по-над бордюрной кромкой,
волнуясь, пляшет пыль.
Взволнованно и мелко,
на нас кося чуть-чуть,
волнисто скачет белка,
пересекая путь;
торопится, как почерк…
Собрать бы все грибы,
не ведая о прочих
превратностях судьбы!
Опасливая,
запаслива…
я
как белка
в неволе, кручусь в колесе –
колесована бытом – по битому дому, -
я счастливая так же, как все; как все –
я исплакана так же, но по-другому:
ве-е-етром, ве-ером, ве-че-ром.
Что за быт: сто забот, сто хлопот и сто-
олько нервов ухлопано бестолково,
не понятно – помята судьбой за что!
…За шторами пыль заштормила снова –
ве-е-етром ве-ером ве-че-ром
Ввек не вылезти мне из передника –
горло схвачено в узел, в кольцо тугое, -
белкой вывернусь из-под переднего
колеса, но настигнет вот-вот другое –
вееетром
веером…
Вчетвером.
крутизна
Не даёт житуха спуску.
Но и не подъём.
Трудно вынести нагрузку
даже вчетвером.
Будто новый вид искусства –
жить в чужой стране:
потому и нету спуска,
 что и так на дне.
disappointment
Чикаго - бога киЧ
Всех манил тлетворный запах,
в том числе меня:
оказалося, что Запад –
злая западня.
Без возврата. Неужели?
Боже, поможи!
Уезжал на пмж – и
угодил в бомжи.
Из упрямства, из протеста
выполз из огня
да в полымя: вот те вместо
родины – родня.
Нахлебался – скулы за год
в сытости свело…
Разобрался в корне: Запад –
значит, западло!
носталь… Вдосталь!
Дорогой мне Ане Гершаник
Чикага – кич. Тоска. Мне лучше
быть где-то – может быть, в Алуште
внепалиндромной, беспроблемной,
курортной – солнечной эмблемой
там герб расцвечен городской, –
тогда не знался бы с тоской!
Без инглиша и без иврита
здесь обитать с размахом русским
я мог – но без меня Таврида
легко обходится. Аж с хрустом
её ракушечник мне снится –
и утро я встречаю с East`а!
На раз, на спор, глаза разув,
Гурзо;) – я мог и про Гурзуф…
Но Крым твой, пишут, крыминален –
второй Chicago! Ха и ха.
Такое слыша временами,
я раздражаюсь до стиха.
д - м
бормотa
Снесло меня в сон
как сквознячный наскок
ударил по векам ли волю сковали
текущих секундочек писк и песок
вальсируя ссыпались в пульс и висок
и вырос неясно луганск ли москва ли
мой дом на песке
у меня никогда
и дома-то собственно не было дома
а вот сфантазировалась лабуда
колеблясь
мерцает колодезно
донно
знамение что ли видение что ль
затмение или брожение что ли
то шероховатые шорохи штор
столпились темно как шахтёры у штольни
томясь.
И обугленно домом дымясь…
СКС 5456
(отрывок)
На циатиме 201-м
картоха жареная – класс!
Я убеждён: подобный пир вам
не снился, как тогда у нас.
И, к слову, сны: такой киношки
я в жизни после не глядел!
Но, снов помимо и картошки,
случалось много прочих дел...
1.
Мы курили с пацанами
на камчатском берегу
в ожидании цунами…
Было. Помню. Берегу.
Что цунами – тут о корме
разговоры да о сне;
пацаны в солдатской форме...
Позабыть ли это мне?
Долгой памятью с устатку
не кичусь как будто горд,
а таскаю, точно скатку,
та сама почти что горб,
вспоминая злую сказку –
шестьдесят далёкий год.
2.
Помню всё: хэбэ не ситчик;
а забудешь ли губу!
На губе ну кто не сидчик –
только тот, кто ни гу-гу.
Там над нами Гришка Раков,
мичман, грамоте не знал –
но по отстрелу собаков
план, собака, выполнял!
Где теперь зимует Раков –
стар, поди, отлютовал?
Несмотря, что он дурак – а
вот я отсалютовал!
...На гражданке бегал сотку
как, наверно, ни один –
да не то пробежки в сопку
по готовности-1.
...А за стрельбы в Аш-Улуке –
где и каша из песка –
пожимали наши руки,
обещали отпуска.
Жизни шмат был столь нелаком –
и другого разве нет, -
но три горьких года с гаком
тридцать с гаком помню лет.
агностик – об агнце
2003
"Нарисуй мне барашка"
Сент-Экс, "Маленький принц"
Дозвольте молвить полсловечка
под неожиданным углом:
коза – обманная овечка,
почти что Долли, то есть клон.
Для умиленья суеверных
толкучек – всюду, без конца –
пасётся в лавках сувениров
козой заблудшая овца.
В мозгах бараньих бродит бражка…
Но родословную твою
усердно роют без барашка –
емy ворота отворю!
И
станут как об оракуле
болтать про меня – ну, смех:
каракули на каракуле –
и почерк мой, точно мех.
как привязать овечку
траХтат
Опыт коль передовой,
далее передавай…
Хочешь девой овладеть без напрасной муки –
слушай, как накажет дед, и внимай науке.
Если жара в деве нету,
отвернись и делай вид,
что тебе по фиолету
б – ледовит и деловит
(ай, да сукин Леонид)!
Продержись, как на цепи – знаю, что жестоко,
но несносность истерпи, выдюжи до срока.
Чтобы жало возбуждало
любопытственный искус,
чтоб она не избежала
твой безжалостный укус
(кто живой – не Иисус).
*
И тогда, в конце концов, темнота аллеи
вспыхнет светом из кустов: бе-е-е-елые колени…
наказание
"Судьба - карма"
Св. Литвак
Мы стремились большими
вырасти – гузки в мыле…
Карму держи пошире
в судебном суемире!
А страстями простыми
обрастали – нам просто
небеса не простили
непомерного роста.
Вот и дышим, на ладан-
ку молясь неприметно,
под недрёманным взглядом –
дети эксперимента.
"Что наша жизнь..."
выходим из игры
Умер Брумель...
И о Валерии,
чьи новёхонькие шиповки –
для сноровки на тренировке –
мне вручали как приз,
в Америке
я бессильно скорблю…
По бровке
стадиона ЧГМП, как рысь,
он пробежки делал разминные,
пред фанатами и разинями
затевая весёлый риск –
штангой нa плечи вес повис –
неуёмный, упрямый, ловкий…
Это было до катастрофы,
мы не виделись после –
враз
обрываю, как стропы, строфы:
жизнь Валеры оборвалась.
девятое мая
“Наши павшие – как часовые”
В. Высоцкий
Победу схоронили вскоре
после войны,
зарыв и собственное горе
чужой вины.
Добытое с боями – спёрли
у всей страны,
и застревают слёзы в горле –
чтоб не видны…
Убитый предан, раз не предан
земле: солдат
зовут к очередным победам –
о том солгав.
Повержен враг; а впереди что –
как за спиной?
Что ни победа – передышка
перед войной.
Салют прикинулся победным,
а это взрыв
несчастной памяти по бедным
погибшим – взрыд.
“Взлетает красная ракета” –
пуск не отбой...
Итак – покедова, победа,
беда с тобой.
историология
перелистывая Фоменко
В правдах ищущий перемирие
зря старается – не найдёт:
Нестор Пимена нестерпимее,
но ведь то же наоборот.
клик перехожий
Причалил. Не смешат подарки:
всё мелочёвка, нонпарель –
душа терзается иным…
Эй, без байды и без байдарки –
в поход: пешочком, сквозь апрель…
Привал. И дым;
у костерка, на землю чай слив –
прикинувшись навеселе
от водочки – проговорю:
я, умирая, буду счастлив,
что знал вас – многих – на земле;
б л а г о д а р ю
* * *
Испето выспреннее соло,
зря о внимании печась.
Молчание сильнее слова
и выразительней подчас.
А музе всё равно: согласна
уйти к другому – не как та,
что скользким опытом соблазна
не искушала никогда.
|