ПРИТЯЖЕНИЕ ЗЕМЛИ

(из народной песни).

Он по темпу сравним лишь разве

С пляской бритвы в дворовых драках,

Но весельем по праву правит

В Кишинёве, Бричанах, Атаках…

Там сливаются души и лица

В непрерывном ритмичном круженье -

Нескончаемо долго длится

Ночь без сна, сон без пробужденья.

“Здоб ши Здуб”, цуруяк и дрымба,

Бубен, флуер, чимпой-волынка,

“Белый аист” и хмели дымка

Ускоряют движенье в обнимку.

Пульс сто тридцать от быстрой пляски,

Кровь кипит, как земля под ногами,

С лиц срывая привычные маски,

Жизнь танцует сама вместе с нами.

Из земных лабиринтов прорваться в небесные дали

Можно только сто крат упираясь в коварный тупик.

Каждый раз выходя, так, чтоб нервы и сердце не сдали,

Чтоб при жизни на лестницу в небо однажды ступить…

Высоту обретя, в самом центре вселенской арены

Вдруг постичь притяженья земного такую тоску,

Чтоб вернуться и снять пару метров квадратных в аренду,

Вбив судьбы молотком два гвоздя в гробовую доску.

Облаков посветлевших клочья

Бьются грудью в небесную сталь,

А метельных лошадок ночью

Под уздцы ещё водит февраль.

И на фоне стального неба

Темных веток дрожат письмена,

А ручьи под осевшим снегом

Глубиной уже бредят в снах.

Но февраль для меня - морока,

Ведь опаснее нет для крови,

Вдруг оттаявшей раньше срока,

Наводнившей меня любви.

Прозрачен март и после стужи

Пласты подтаявшего льда

Колодой карт тасует в лужи

Плутовка - мутная вода.

Река ещё не раскололась

И видит ледоход во сне,

Но треска будущего голос

Проснулся в самой глубине.

С карнизов плещут ноты-звёзды,

Капельной музыкой пьяня,

Просвет в ветвях колышет воздух

И солнца луч сквозит, маня.

А на пригорке из-под снега

Чернеет талая земля

И скоро выглянет подснежник,

Чуть слышно о весне звеня...

Лето движется к закату.

Днём ещё тепло,

А ночами холод мятный

Кутает село.

И стучится ветер в окна,

Листья шелестят,

А вилки капусты в плотный

Выстроились ряд.

Пахнет яблоком душистым.

Поутру туман,

Обернув платком пушистым,

Стелет сон-дурман.

Солнце все ещё целует

Ласково поля,

А в ответ хлеба дарует

Матушка-земля.

Только вот дожди порою

Подгоняют нас,

Осень уж не за горою –

Свой торопит час.

Снова мысли, как звёзды, зажглись и зависли

Над безмолвьем бессонной ночи.

Если счастье от нас хоть немного зависит,

Почёму же так сильно горчит?

Крепко нервы сожму до звенящей пружины,

Аж до боли заломит в висках:

– Мы снимали жильё, Боже, разве мы жили?

Быт держал нас в железных тисках.

Вновь в России кистями алеют рябины,

Словно душ наших раны горят,

А из жизни уходят не дни, а годины

И рябиновым соком кровят…

Она

не носит

ни юбок, ни платьев,

не вылезает

из стареньких

джинсов.

Она

хотела б

сестёр и братьев,

да раскупорить

бутылку с джинном.

Запойным чтивом

пошла Донцова,

а школьный классик

отброшен снова,

что говорить, коль

на книжной полке

пылится грузом

ненужным Толкиен.

Она

красива,

умна от Бога,

хотя гордячка

и недотрога.

Да,

в доме нашем

хватает счастья,

собак и кошек

различной масти.

По жизни

рядом

идти мы рады…

подрос

подарок

твой

мне в награду.

…никогда

не забуду

как безысходно

стекла моя нежность

с кончиков пальцев

и превратилась

без лишних истерик

в крик безголосый.

так нестерпимо

верить хотелось:

это не с нами

это неправда

чаша та мимо

ты ж моя радость…

необоримо

время бежало

и уносило

в стынущих лапах

самой любимой

на свете собаки

всю мою нежность...

Идти

сквозь толпу

на плаху

глаза

опуская

ниц

из жгучей крапивы

рубаху

вязать на спицах

ресниц

и взгляды ловить

как камни

не разбирая

лиц

наперекор

карме

ждать

лебединый

клик...

Прячется боль под густыми ресницами

И не отнять её, только прибавите -

Где вы, идальго, принцы и рыцари,

Что ж навсегда от неё не избавите?

Выплакать, выплеснуть сильную женщину,

Глаз стекловидных тайну извечную,

Стать опрометчивой глупой девчонкою

В джинсовой узкой короткой юбчонке и

Думать, что счастье вполне обещаемо,

Смерть невозможна, а жизнь нескончаема,

Сделаться глиной податливой мягкою,

Только бы руки твои меня мять могли.

У озера Калкан сосновый бор…

Зарядка в восемь. Пионерский горн.

Вот на линейку строится отряд

И флаг поднять готовится мой брат.

Он рядом, мы погодки. Брат - рыбак,

А я на солнце обгорела так,

Что облупился покрасневший нос.

Футбол сегодня, завтра снова кросс.

В столовой шумно и всегда компот,

Щенок печенья возле двери ждёт.

Под вечер брат наловит карасей,

Их на костре печём, зовём друзей.

“Картошку” под гитару тянет хор -

Я помню эту песню до сих пор.

Потом целуюсь с мальчиком впервые -

И все, кто дорог мне, ещё живые…

Стихи однажды оживают, милый,

сбываются, как сон, который в руку.

Да, в мастерстве предсказывать разлуку

тебе нет равных. Я бороться силюсь

с пророчеством, цепляясь за надежду

заснув, наутро обернуться птицей,

змеёй безвредной, юркою куницей,

чтоб только рядом быть. А ты, как прежде,

летящим и ползущим в назиданье,

играя, пробуешь слова на вкус и

не знаешь, что всесильное искусство,

которым ты владеешь - предсказанье.

Я уже не люблю. Пронеслось, как цунами,

То, что память тревожит ещё между снами,

То, что в сердце без спросу вселилось однажды

И обуглило губы нежданною жаждой.

Я судьбу не кляну. В жизни, как в оригами,

Не сложилось взаимной любви между нами.

Я открыла тебя, как чужую планету:

Там мне нечем дышать и тепла тоже нету.

Ты меня пролистал, как раскрытую книжку,

И захлопнув, сбежал, несмышлёныш-мальчишка...

Не тебе дочитать уникальный бестселлер, -

Не тебе осознать то, что он был бесценным.

Испеку я лимонный пирог, чай налью с бергамотом,

Мой французский ни к чёрту - Патрисии вторю не в такт -

Можно жить, только всё же тревожит неясное что-то:

То ли в доме погода, то ль новый чеченский теракт.

Я вхожу в Интернет, а на связи Манхеттен и Бостон.

Вновь осколки души я в конвертах к друзьям отпущу.

Но о чуде несбыточном также как в детстве грущу.

Я играю в слова, утоляя безмерную жажду,

В паутине всемирной блуждаю всю ночь до пяти.

Я люблю вас всех вместе и врозь по отдельности каждую,

Души-образы с никами “Orna”, “НЛОшадь”… “Митиль”!

А ещё я люблю (этих слов удержать невозможно)…

Под пилой Интернета я вновь безголосо кричу

И антенной души обнажённой ловлю осторожно

Позывные любви и навстречу к ним птицей лечу.

Отцвели

розы

И счастье рассыпалось

Их лепестками.

***

Срезанный цветок

Обречён. Душа шмелем

Отлетит первой.

***

Присяду в пути -

Лестница в небо будто

Удлиняется...

***

Колесо судьбы

Раскрутилось так

быстро,

Что смерть в панике.

С краем неба, прощаясь до завтра, целуется солнце…

Скоро гейшей в поклоне смиренном опустится ночь,

Подмигнет ей мой город желтеющим взглядом японца.

Разбегутся во тьме тени дня уходящего прочь.

Расползётся туман сновидений и запах желаний,

В ритме выдоха-вдоха качнутся шкатулки домов.

Где-то жизнь зародится, а где-то её окончанье

Обозначат тревожно застывшие стрелки часов.

Жёлтой коркой лимонной горчит моя ночь. Сна не будет.

Выбираю одну, как обычно, из множества тем:

Но её каждый раз разрывали ветра перемен.

До утра мысли мечутся, бьются в висок – так им тесно.

Гейша-ночь, уходя, прячет деньги в рукав кимоно…

О любви даже ей ничего до конца не известно,

Только жить, не любя, на Земле никому не дано…

В географии снов разметают земные просторы

Океанская ширь и небесные млечные горы.

До утра превращаюсь я в легкую рыбку иль птицу:

Глубже дна, выше неба несут меня сна колесницы.

Я пронзаю гряду облаков или волны штурмую,

Я пронзаю пространство и скорость люблю неземную.

Вновь, пегасов седлая, свободные светлые мысли

По невидимой трассе воздушной уносятся в выси,

Мне покорный Нептун на трезубце несёт своё сердце,

Без ключа открывая к сокровищам тайную дверцу.

Рыжим клоуном солнце моргает сквозь спицы-ресницы

И в лучах его день, зарождаясь, надеждой искрится…

Утро рыбку зацепит железным, когтистым крючком,

Будет биться она золотистым своим плавничком.

Птицу накрепко свяжут силки долговых обязательств

И опутает крылья ей сеть непростых обстоятельств.

Снова близится август и можно итожить

своих чувств непокорных большой урожай,

но недремлющий Аргус на страже и тоже

зрит стоглазо, да в корень.

Но мне ль угрожать гневом Геры-богини?

И чувства от порчи

сохраню я надёжно в души закромах,

как траву-берегиню…

По вечерам он уходил из дома

и возвращался тёмными ночами.

Она звонка ждала у телефона

и засыпала, не найдя губами

той томно изливающейся влаги,

того, к чему стремилась беспрестанно…

Вернувшись, вновь он её розу гладил

и, раскрывая, целовал. Что странно,

он с нею был так трогательно нежен!

Идти по следу не в её привычках:

а сам он не пускал в тот мир, что

смежен,

но от неё надёжно заковычен.

В отчаянье она пришла однажды,

найдя в его карманах кипу денег.

Тогда решив, что это очень важно,

она рискнула незаметной тенью

за ним под вечер выйти. А дорога

их привела …к театру.Чёрным входом

вошёл он и исчез. Не так уж много

узнать смогла и с неизвестным кодом

заветной двери билась зря. Под утро

вернулся он и будто ненароком,

столкнув с кровати книгу с Камасутрой,

ей лепестки раскрыл и снова соком

наполнилась разбуженная роза...

Она пойти решилась на премьеру -

билет, бинокль, букет… всё это проза,

но всё ж волненье было непомерным.

Найдёт ли милого среди актёров?

Целует ли на сцене героинь он?

А, может, служит он простым вахтёром,

торгуя тихо-мирно героином?

Менялись декорации, костюмы,

и, заглядевшись, напрочь позабыла,

зачем пришла сюда и разом думы

её покинули, наверно, было

что посмотреть…И вот уже развязка:

убит король, стенающая прима,

конец печальный у красивой сказки.

Тут занавес. Толпа промчалась мимо,

зал опустел, шум-гам из гардероба,

она замешкалась с букетом лилий…

Раскрылась сцена, вдруг встаёт из гроба

не кто-то, а её искомый милый

и дрыгает затекшими ногами…

О, демоны! О, боги! Кто же с нами?

Покойника, что каскадёра, роль -

он в сценах смерти лучше, чем король.