Ольга ВАЛЕНЧИЦ ©

СЛОВОМ - О СЛОВЕ

Я однозначность не приемлю;
святую позу.

Меня - до клетки - бросят в землю,
до слова - в воздух.

Пустое

Ночами шлю пустые телеграммы -
читай и комкай. Матерись. Не верь.
Во мне тебя - десятки килограммов
бессонницы и нежности. Теперь

я дальше горизонта. В этом смысле
едва ль смогу физически настичь.
Со скоростью отчаявшейся мысли
преследую строкой подранка-дичь,

скользнувшую на волю из объятий.
Сквозь сердце рвётся с шумом слов вода -
чтоб одиночество поить - любя, и
за травмы вдохновением воздать.
 

Разговор с отражением в окне поезда

Голос, отдающий оптимизмом,
как муляж художника. В глазах
виден мир без ретуши - сквозь призму
горького копания в азах

разочарований. Подожди,
фальшью не считай моё участье.
Кожа обновляется в дожди.
С точки зренья цели - промах - счастье.

Нет гарантий веских ни на что,
кроме смерти. Распишись в доставке.
И, вложив квитанцию в пальто,
скройся от меня в подземной давке.
 

Суеверным - не читать!

Снег белее исходной точки.
Стих острее пера поэта.
Одиночество между строчек
текст сжимает мощней корсета.

Жизнь и мёртвых собьёт со счёта,
набирая ошибки. Просто
всё на Бога свалить и Чёрта.
Стерпят. Мы же - по мере роста -

оставляем, о чём мечтали,
выбирая для милых сплавы,
и вслепую выходим - та ли? -
на тропу к гильотине славы...
 

Я

Картина та ж, с поправкой на сезон,
законы перспективы молча жмут
дома и небо. Ветер тащит звон,
подобранный у церкви. Почему

в границах тела зрение и слух
сближают виртуальность и обман?
И меньше ль слышит правду тот, кто глух,
и дальше ли от истин тот, кто пьян?

Я строю параллельные миры,
у Бога отнимая чёрствый хлеб.
Я - действие. Я - двигатель игры
на круглом, вдаль несущемся, столе.
 

Параллельное

Всуе шутим порой о разности
наших судеб бредовых;
параллельные льнут к реальности,
хоть упущен предлог их,

словно шпаги, скрестить; и незачем
ковыряться в альбоме.
Разве, вдруг прикинувшись неучем,
смять твой номер в ладони,

чтоб, когда не найдётся повода
сжать разлуку до "здравствуй",
тысячи километров провода
прокололи пространство.
 

***

Сколько бы не дал жизней -
мне будет мало. В каждой
стану - как рана - лишней.
В каждой умру от жажды

смертной любви и… слова…
Он - в каждой жизни - мимо,
не разглядев. И снова
вечная пантомима.

С каждым движеньем таю
и превращаюсь в осень,
небо… глотаю стаю
птиц, выпускаю просинь.

Не было - и не надо.
Как бы не жгла дорога,
в каждой мне мало ада,
выдуманного Богом.
 

Бросаясь телом

Не плачь, дитя в немой груди.
Не жалость рушит стены.
Отбросишь тело, чтоб уйти
сквозь них, вселяясь в вены

чужого близкого. Как зверь,
он взвоет в полнолунье.
Так воют звери от потерь,
бросаясь телом в люди.

Ты - только лёгкий стук в висках.
Наутро, сбросив шкуру,
продолжи жизнь в своих тисках,
как в камере Обскура.
 

* * *

У мира миллиарды засохших губ и зрений. Средь них молчать - отрада. Побег от подозрений в нелепом сумасбродстве. Вопрос глотаю едкий: "Ты жив на небе, Бродский?" Стихи - на горле метка, коррида… ты ли с красной тряпицей или слово? Сценарий боя - разный. Финал - живешь… условно.

ИЛИ ЖЕ:

У мира миллиарды
засохших губ и зрений.
Средь них молчать - отрада.
Побег от подозрений

в нелепом сумасбродстве.
Вопрос глотаю едкий:
"Ты жив на небе, Бродский?"
Стихи - на горле метка,

коррида… ты ли с красной
тряпицей или слово?
Сценарий боя - разный.
Финал - живешь… условно.
 

* * *

Что не создашь пером и не украдёшь у клавиш? Всё ощутимо, кроме смерти. Но в ней расплавишь меньше, чем в жизни. Вскоре станет доступно то, что не уродится в споре и не придёт по почте. Там, средь холмов безмолвных, ближе к ковыльным душам, - тело рождает волны и покидает сушу.

ИЛИ ТАК:

Что не создашь пером и
не украдёшь у клавиш?
Всё ощутимо, кроме
смерти. Но в ней расплавишь

меньше, чем в жизни. Вскоре
станет доступно то, что
не уродится в споре
и не придёт по почте.

Там, средь холмов безмолвных,
ближе к ковыльным душам, -
тело рождает волны
и покидает сушу.
 

Жизнелюбивое

Вид из окна восхищает и плоть, и дух:
снизу - помойка, над нею - закат потух,
бомж методично исследует грязный хлам,
делит с немой собачонкою пополам;
взгляд упирается в чей-то интим; скандал
(судя по позам, он ей уже всё сказал).
N этажей - многослойный маразм на бис.
Свой подоконник готов разыграть карниз
перед полётом. На счастье, есть груз ума,
не позволяющий ринуться в склад дерьма.
Каждый философ (бухгалтер, поэт, статист)
характеристикой тела в полёте - лист.
И, отскребая асфальты от их следов,
Бог - это дворник, влюблённый в окрошку льдов.
 

* * *

Душно. Темно. Город болен
гриппом. Фонарь, точно флюс,
лопнув, стекает по полу
в ноги. В ночи становлюсь

частью от целого эго,
острым осколком ума.
Жаждут нашествия снега
крыши, асфальтов сурьма.

И отдаются - наотмашь -
первому встречному сну
так же, как чахлый народ наш.
Врач! Внутривенно! весну…
 

* * *

Все псы вселенной тёмным воем
рождают небо.

Едва земную жизнь присвоим -
уходим в небыль

(там много места, ибо вера
предусмотрела
архитектуру и размеры…)

Тупые стрелы
на тетиве слепого лука…

И ангел с нами -
зачатки зрения и слуха
пытая снами…

Я однозначность не приемлю;
святую позу.

Меня - до клетки - бросят в землю,
до слова - в воздух.
 

Редкая птица

Редкая птица сможет
с крыши быстрее тела:
воздух разрежет кожу,

вынув асфальт из ножен.
Так низвергают стелу.
Обмороки прохожих.

Вопли ненужной скорой.
Дело изучат (ленно).
Вывод кого-то сгложет.

Он, взяв билет на скорый,
сгинет на край вселенной.
Если, конечно, сможет.

Вот бы споткнуться оземь.
И пережить сердито
боль - обожженным слепком.

Чувствовать пошлость, осень,
павшую Афродиту
в каждой живучей клетке.
 

Под гипнозом снега

Праздник - почти синоним
детства. В продаже снасти
тщательного "не ноем":
сосны под елки; сласти.

Небо швыряет даром
материал для стройки,
способ побыть не старым,
не получая тройки.

Каждый чуть-чуть бухгалтер,
также - философ. Жестко,
словно тугой бюстгальтер,
сердце сжимает Бродский
("холод похож на холод"
"взгляд отстает от жеста")

Господи, мир не молод,
да и я не невеста.
Мы наигрались "в прятки".
Но, под гипнозом снега,
рушатся распорядки,
и опадает небо.
 

* * *

Штука за штукой окна
гасят принцесс и телек.
Следовало бы сдох… но
мы припадем к постели,

чтобы не видеть этот
мир в черной раме. Здесь же
пыльный магнит предметов
полуживых удержит

на полброска от ставень.
Каждый из нас соавтор
прошлого, но оставлен
будущему на завтрак.
 

Словом - о слове

Каждое слово проще
чувства, и даже росчерк
инея в черной роще
скажет больше.

Горлом взрывая сети
знаков, соседский сеттер
лучше опишет город,
ночь и голод.

Знать, научившись длиться,
время меняет лица,
не удлиняя сути
ни на сутки.

Бешено ускоряя
Землю, во вне сырая
тьма. И не важно, где мы:
всюду демон

предоставляет ложе,
тело и слово "боже".
Всякий - оставь надежду
и одежду.

Пусть, вопреки расчетам,
смерть предъявляет счеты!
Жрет наше слово - значит,
мало значит.
 

Утренние акварели

1

Утро. Читающий сказки,
слушатель - в разных мирах;
оба растут. Их мираж
сонно кружит, как указка

двоечника, по стране,
сильно распухшей в размерах.
Даже в таинственных сферах
тихо и тошно - втройне,

по головам персонажей.
Дворник лениво скоблит
признаки жизни. Скулит
кто-то на Марсе - о нашей.

2

Не поддаваясь на то,
что называется звоном,
сказки-читающий стоном
кофе меняет на сто

честных причин быть дитем.
Судя по мусорным бакам,
мы доверяем собакам
лучшее. Также - растем.

Встанет грядущее ленно
из-под замысленных строк -
и дочитает урок
следующим поколеньям.
 

Ночное

Ночью средневековье ближе,
чем то окно напротив;
в миске котенок лижет
луну. Если ты не против,

будем сомневаться во всем
и сжигать бумагу.
А потом сорвем
лишнее, что отличает раба и мага.

Слишком много человеческого.
Относительность - к черту!
Если я забуду о смерти и вечности - с кого
спросишь тело для торта,

пардон, среднего слоя перегноя?!
После любви я не тело, а до любви - не я.
К какому плечу такого изгоя?
Так и длимся с иконами, взаимно чернея.
 

* * *

Плод шевельнулся - это
к страху и боли, верно?
Им бы по всем приметам
быть - да гадает скверно

ангел по слову. Кубик
брошен - и тоже пусто.
К ночи темнеют губы,
воздух, картины, чувства.

К смерти взрослеем резко -
словно поднявшись выше.
Жаль, умираем редко -
реже, чем можно выжить…
 

* * *

На остановке леший
балует тем маршрутом,
что, за рулем иль пеший,
в жизни - хоть плешь проешь ей -
утром все то же утро.

А по ночам извивы
тела в чужой постели,
где ускореньем живы,
где, словно плод червивый -
выплюнут будешь к двери.

Если бы знала мама,
как человеку мало
шкуры большого зверя,
то убавлять бы стала
годы, чтоб рост измерить.
 

Правда влюблённых

Как бы к тебе не льнула,
кем бы тебе не звалась -
в прошлом. Как тень прогула
школьного. Знаешь, малость

жаль, что не понарошку
лица сминают годы,
а для двоих окрошка
мешана на невзгодах.

Где-то на прежнем месте
(помнишь свой имидж зубра?)
храбро ведешь, но вместо
тела танцуют зубы.

Правда влюбленных ложна.
Честно желали - мы ли? -
большего, чем возможно,
меньшего, чем достигли…
 

Эпилог

Время стирает даже
камень. А что такое
встреча - что ни отдашь ей -
вскоре вернет тоскою.

Я - человек, покуда
помню о смерти редко,
милых теряю губы,
детям читаю "Репку".

С каждым не новым годом
глубже в колодце жалость.
Чтобы не стать уродом -
много ль во мне осталось?

Словом плодотворящим
выскользну в руки к Богу:
а) если сыграю в ящик;
б) если найду дорогу.
 
Hosted by uCoz