Читая новеллу Анатолия Яковлева "Зубочистка, или один вечер с госпожой Юнг", начинаешь понимать, насколько тонка грань между сном и явью, реальностью и бредом; более того, закрадывается сомнение в том, что возможно четко и однозначно определить эти понятия. Особенно сложна эта задача для человека творческого, который не просто воспринимает окружающий мир, но и творит его - каждой строчкой меняя, переписывая набело, являясь, фигурально выражаясь, чем-то вроде зубочистки, которая вставляется внезапно, вдруг в колесо жизни, где "все точно пригнано, так, что нет ничего лишнего" - и немудрено, что, сбивая эту хорошо отлаженную систему, творец-"зубочистка" ломается. Он выходит из строя - но такова цена прозрения, цена, которую необходимо заплатить за то, чтобы превратиться из Спящего Человека в Человека Проснувшегося.

            Познать окружающий мир, который по сути своей всегда - лишь проекция нашего внутреннего я, немыслимо без самопознания. И Поэт - не более, чем обычный бытописатель, если боится заглянуть в себя. Лишь разложив свое "Я" на составляющие, препарируя их, смело глядя в глаза своим самым мерзким, пошлым, страшным ипостасям он получает в награду способность увидеть мир объемным, многокрасочным, полифоничным, не замкнутым в душном пространстве быта.

            Именно к этому стремится герой новеллы, с точки зрения обычного, скучного мира страдающий раздвоением личности. Но входя в его мир, мы понимаем, что это отнюдь не раздвоение, и даже не растроение - его призраков-ипостасей тьма. Он словно выходит из своего тела для того, чтобы посмотреть на себя со стороны, но и этот Созерцающий, в свою очередь, нуждается в ком-то, кто бы точно так же беспристрастно оценил его - причем с разных сторон, а для этого нужен не один и не два призрака-собеседника. Однако, основной треугольник, "костяк" личности, вырисовывается с самого начала: он состоит из Человека Спящего - видимой миру оболочки, вершины айсберга; души героя, пребывающей в теле, "как рыцарь в латах" и беспристрастной госпожи Юнг - третьей ипостаси героя, которая является своеобразным индикатором его честности и путеводным маяком. От них веером расходятся иные ипостаси героя, они множатся, как круги на воде при броске в нее камешка, и этот камешек кидает именно госпожа Юнг, персональная "зубочистка" героя, провокатор потока его мыслей и видений - кровавых приключений, пристальный взгляд на которые высвечивает этапы внутренней борьбы героя с самим собой. В каждой своей жертве он находит свои, ненавистные ему черты - и именно это узнавание толкает его к уничтожению невидимых миру, его личных фантомов.

            Эпизод с Вечным попутчиком - ничто иное, как реализация в видении переживаний, связанных с творческим кризисом. Вечный Попутчик - одна из ипостасей героя, бесполезных с его точки зрения и явно его раздражающих. Подобно Поэту, он рассказывает случайным людям (читателям?) историю своей жизни - в этом непрерывном рассказе его судьба, смысл существования. Однако наполнение этих рассказов ставится под сомнение героем - и у него возникает желание "завершить набело... что он вчерне всю свою бестолковую жизнь писал". Здесь - мотивы переоценки созданного, отзвуки того самого состояния опустошения, в котором иные гении сжигали целые тома. Однако, уничтожение этих слишком поверхностных, бестолковых россказней - еще не гарантия того, что рассказчик не создаст вновь нечто "бестолковое" - а значит, его нужно убить, тем самым доказав серьезное отношение к собственным творениям. За право зваться Поэтом он готов заплатить жизнью, уничтожив себя прежнего - и лишь в момент убийства, слившись с только что уничтоженной своей ипостасью, избавиться от внутреннего разлада. Недаром в эти секунды герой так близок со своей жертвой: "у него глаза оказались прямо перед моими глазами", "я... почувствовал всем телом, как Вечный Попутчик умер". - происходит примирение двух ипостасей, которое возможно лишь со смертью одной из них.

            Похожее происходит и в эпизоде с проституткой - что она, как не воплощение той Мировой Пошлости - ставшей естественной, повседневной - которая неизменно находит местечко во внутреннем мире каждого обывателя? Ее отголоски узнаваемы - они наслаиваются друг на друга, противоречат друг другу("не стоит меня любить только за то, что я тебе отдаюсь" - "и зачем нам все это, когда мы не полюбили друг друга и даже не узнали друг друга как следует"), но между ними все же воцаряется компромисс - и он-то и гадок, противен душе героя. Герой узнает в проститутке черты своей жены и себя самого одновременно, и это узнавание повергает его в ужас, поэтому он убивает, не желая больше слушать "скушные, похоже на быт Спящего Человека слова", а стремясь лишь к тому, чего мучительно невозможно добиться в реальности - чтобы она "просто лежала" под ним и "слушала сердце, которое билось так, как будто он ее любит". И в этом - все то же стремление слить две ипостаси воедино, собрать распадающуюся на фрагменты личность - и найти в этой целостности Любовь и умиротворение. Им движет все та же тяга к гармонии, и трагизм ситуации в том, что она оказывается недостижимой. "Расскажи мне свою жизнь" - запоздало просит герой. Увы - слишком поздно - точно так же, как это часто бывает в реальности.

            Таким образом, путь героя - это путь самопознания и очищения - и результатом внутренней борьбы становится выстраданное произведение. Мотив разрушения преображается в процессе эволюции героя (в том числе и творческой) в нечто созидающее, имеющее целью своей возрождение - на пепелище того, что должно уйти в небытие, став своеобразным жертвоприношением, платой за саму возможность соприкосновения с Истиной, по Булгакову - со Светом.

            И все-таки в центре внимания автора - не столько индивидуальная история безумия, сколько психологическое исследование творческой мастерской, попытка раскрыть перед читателем закулисье того, что называют Искусством, показать, какова плата за природную одаренность, чудесную способность видеть мир иначе, за право быть "зубочисткой" в колесе мироздания.

            Согласно авторской концепции, творческим процессом движут две силы: одна созидающая - Любовь, другая испепеляющая, расчищающая место под новые всходы - Смерть. Результатом их взаимодействия становится произведение искусства.

            Госпожа Юнг воплощает в себе Вечную Женственность. Подобно Блоковской Незнакомке, она таинственна и недоступна, "вылеплена" согласно куртуазным представлениям героя о Красоте - почти древняя статуя, слегка, правда, опошленная манерой говорить на бранном английском - некий концентрат сублимаций героя, всего того, без чего он не был бы Поэтом - своеобразный сплав Вечного и Преходящего, блекнущего, подобно обложкам глянцевых журналов. Она - его внутренняя судья ("А тебе льстит казаться музой?" "А тебе - художником?"), дающая ему вместе с тем пространство для "разбега", возможность самоутвердиться, так необходимую для творческой личности ("жена не любит, когда курю, а она любит, она сама курит... и говорит: мне нравится, как ты куришь. С шиком..."), но в первую очередь она - его собственное отражение, и потому он становится собой только когда гладит ей в глаза. Он бесконечно любит эту свою ипостась, поклоняется ей; она - нечто неприкосновенное для него в его хаотичном мире разрушения и смерти, это его неземная Любовь, Красота, которой не должен коснуться тлен - и в этом смысле она стоит на противоположном смерти полюсе.

            Однако, в новелле есть момент, когда Красота - не этой, но другой героини-видения расцветает, проступает лишь в момент ее смерти (и эта красота противопоставляется абсолютной красоте госпожи Юнг): "я у нее с шеи руки убрал и поцеловал в порочный рот" - красивый рот, "как у актрисы, в стиле ампир". Герой эстет и способен оценить красоту, но без духовной составляющей она демонична - и потому опасна, она - один из соблазнов, следуя которым человеку творческому легко скатиться в бездны примитивизма, захлебнуться в самоповторениях, отойти от Главного, от Истины. И в данном случае смерть - ничто иное, как следствие тяги к истинной Любви, обратная сторона стремления героя убрать с пути все фальшивое, грязное, очиститься духовно.

            И вполне закономерно, что, борясь с грязью и пошлостью в себе, вычищая темные лабиринты своего подсознания, герой добирается в финале и до своей видимой окружающим оболочки, оскверненной насилием и унижением, напичканной лекарственными препаратами - безусловно, она вторична по сравнению с духом, но тем не менее является тем досадным препятствием, которое герой должен уничтожить, чтобы, слившись навеки с госпожой Юнг, стать свободным - или даже стать этой госпожой Юнг в полной мере, не слоясь на составляющие. И он убегает - от тяжелых воспоминаний детства, от тусклой и вместе с тем тяжелой больничной реальности, представляющей собой маленькую модель окружающего мира - того, из которого он вышел и куда не хочет возвращаться, мира, губительного для творческой личности.

            "Я хочу баюкать ребенка. которым никогда не был и не буду" - решает он, и этому решению нет оправдания в этом мире - оно словно специально сформулировано для мира иного, мира, где можно писать свою историю заново, "набело". "Может, я вообще саму жизнь пишу - как по бумаге, толково испещренной всяким дерьмом, а вот поставишь там закорючку в правильном месте - и все налаживается" - рассуждает герой. И этой решающей закорючкой становится физическая смерть, высвобождающая духовную энергию.

            Финал новеллы, как и ее образы, не поддается однозначной расшифровке - можно говорить лишь о субъективном его толковании. Углубленный в себя герой, живущий в мире своих призраков, все же отнюдь не безобиден во внешней жизни и на нем множество грехов помимо никому не видимой битвы с ипостасями. Он совершает как минимум одно убийство - проводница в вагоне воспринимается как вполне реальный персонаж, да и сам факт медикаментозного лечения и изоляции от общества говорит о том, что герой небезопасен. Его бред врывается в реальную жизнь - и делает несчастными жену, детей... И потому ему не дано воспарить - его освобождённый смертью дух просто человека, уже вне плотских комплексов, вселяется в тело любимой себя-Её - и бьётся в судорогах, не принятый, тесный её не знающей нравственности свободе демона (ангела?)… ставший бродячим фантомом, лишённым "земли, которой у меня никогда не было" - непредсказуемый новеллистический финал, который, впрочем, можно рассматривать как продолжение расплаты героя за дерзкие попытки познать то, что не дано познать простым смертным, за дар, который ему был дан.