Поздним сентябрьским вечером молодой французский офицер, наглухо завернувшийся в плащ и надвинувший широкополую шляпу до бровей, скользнул в дверь каирской курильни гашиша. "Да благословит Единый Сущий чужестранца, переступившего порог этого дома, избавляющего от заблуждений, умножая заблуждения!" - этой пышной фразой на сносном французском его приветствовал владелец курильни, старый араб с жиденькой бородкой и в белой чалме. Надо полагать, это было обычным его приветствием, после которого следовала сделка и препровождение посетителя в заднюю комнату, где лежали на топчанах с приросшими к губам трубками блаженствующие курильщики. Но на этот раз приветствие, неожиданно для обоих собеседников стало поводом для долгого разговора. "Приветствую и вас - отозвался офицер - гашиш избавляет от этого мира, который есть не более чем заблуждение… Этот тезис я уже слышал однажды от своего знакомого, который бывал на Востоке. Его имя вам, конечно, вряд ли что скажет. Его звали граф де Монте-Кристо". "Граф де Монте-Кристо! Мой бедный бывший господин, да упокоит Единый Сущий его страдающую душу!" - воскликнул араб. "Как? Вы знали графа? И судя по вашим словам, его уже нет в этом бренном мире?" - офицер был в замешательстве. "Увы - вздохнул араб. - Хотя можем ли мы знать, что для человека лучше: жить или не жить? Конечно, греки были кяфирами-многобожниками, но мудрость Мирового Ума по милости Единого Сущего коснулась и их. Недаром этот народ дал миру великого Эль-Флатона и величайшего из величайших - Аристу. А греки говорили, что лучше всего для человека - не рождаться, а если уж родился, поскорее отправиться во владения смерти.
Я был табибом графа. По просьбе прекрасной Гайде - да благословит ее Единый Сущий и одарит ее земным счастьем! - я ухаживал за ним, делал все, чтобы облегчить страдания бедного безумца и охранить его от страшнейшего из грехов, которые только есть под луной - от самоумерщвления." "Как? Граф сошел с ума? Когда? Не можете ли вы рассказать мне о его конце? Дело в том, что я имею некоторое касательство к истории его жизни. Точнее говоря, даже не столько я, сколько моя мать и тот, кого я теперь постесняюсь назвать моим отцом. Мое имя Альбер. Альбер Эррера. Хотя, возможно, вам лучше знакомо имя моей матери - Мерседес Эррера, в замужестве де Морсер".
"Конечно, я слышал это имя от графа. Я рад удовлетворить ваше любопытство, молодой чужестранец - сказал араб и жестом предложил офицеру сесть - времени у нас много. Это вы, люди Запада, спешите, боитесь, что не успеете что-нибудь сделать, что вам не хватит времени. Вы очень юный народ. Свою собственную древнюю мудрость вы отвергли и позабыли, а новой мудростью еще не обзавелись, и, увы, боюсь, что не обзаведетесь. А мы с благоговением повторяем слова мудрецов, которые были произнесены тысячелетия назад. И мы знаем, что не надо никуда торопиться и не надо дорожить временем. Не может не хватить того, чего нет, что только игра человеческого ума, больного незнанием истины о Едином Сущем. Время точно также иллюзорно, как и драконы, которые снятся курильщику гашиша. Но время - это плохая, некрасивая иллюзия, драконы лучше. Вы сегодня сами увидите какие у них чудные золотые когти и зеленая чешуя. Пейте айран, ешьте шербет и слушайте. А я, помолившись, начну. О Единый Сущий, прости мне эту молитву, потому что грешно думать, что есть я, тебе молящийся, тогда как это кощунство, ведь есть только Ты, Единый, и если б был кто-нибудь кроме тебя, то это умаляло бы Твою Беспредельность! Аминь.
Граф Монте-Кристо, как его называете вы, безумный визирь, как называли его мы - это был удивительный человек, поистине удивительный. Конечно, я слышал историю его жизни, и от него самого, и от Гайде. Вы спрашиваете, когда он лишился разума. Мой ответ удивит вас. Это скорбное событие произошло, когда он был еще узником замка Ифф. Да, да! Есть только один человек, постоянное присутствие которого невыносимо для каждого из нас, и этот человек - ты сам. Лучше остаться наедине с кем угодно, с глупцом, с базарным воришкой, с презренным расхитителем гробниц, но не с самим собой! Одиночество - это самое жестокое из зеркал, которое только возможно под луной, причем, зеркало это нельзя разбить и остается разбить сам разум, созерцающий себя в это зеркало. Впрочем, есть и другой выход - осознание Истины, которая невыразима и проста как пылинка в солнечном свете, но, увы, этот выход недоступен вам, европейцам, погрязшим в дикости, которую вы как в насмешку называете прогрессом!
Итак, Эдмон Дантес, став графом де Монте-Кристо, был уже безумен. Странно, что никто в Париже этого не заметил. Хотя чего удивляться, вы ведь как дети, замечаете лишь то, что вам желанно. Любой каирский бедняк, знающий слово Пророка - да благословит его Аллах и приветствует! - и слушавший на площадях суфиев сказал бы вам: человек, который живет лишь одной мыслью, одним порывом, одним желанием - безумен или свят. Граф не был святым, остается - умопомешательство.. Мысль о мести помогла ему выжить в тюрьме, но она же должна была сгубить его, когда он получил свободу: она стала тем пламенем, которые выжгло его изнутри - его разум, его сердце, его душу,. Граф никого не любил, ко всему был холоден, ему не нужны были ни Мерседес, ни Гайде, ни Империя, ни республика, ни философия, ни искусство, месть - стала смыслом его жизни. И когда месть свершилась, то дальнейшее нетрудно было предсказать: жизнь потеряла для него смысл. И для того, чтобы смысл вернулся, нужно было продлить месть. Граф с Гайде уехал в Египет, ничто его тут не радовало. Он стал разрабатывать новые планы мщения и при помощи денег, через своих шпионов и наемников осуществлять их - один изощреннее другого. Свою смерть нашли комиссар, который препроводил его в замок Ифф, надсмотрщик, который приносил ему пищу, комендант замка… Наконец, свершилось то, что должно было свершиться. Безумцы безупречно логичны, ведь потерять разум - значит, не что иное как перестать его трезво оценивать и видеть его пределы, его истинную суть и предназначение, потерять разум - значит, обожествить его. После того, как погибли все, хотя бы косвенно виновные в его злосчастье люди, графу оставалось признать только одно, что остался лишь единственный ненаказанный губитель молодости несчастного Эдмона Дантеса - сам несчастный Эдмон Дантес. Ведь он доверился де Вильфору, честно рассказал ему о письме с Эльбы, хотя должен был, обязан был проявить осторожность - ради Мерседес! Если бы кто-нибудь другой, пусть хоть не по злому умыслу, а по глупости и доверчивости, оказался звеном, в той цепи событий, которые привела Эдмона в замок Ифф, карающая десница графа Монте-Кристо не миновала бы его. Глупость и неосторожность - такое же преступление как и подлость! Кадрусс погиб тоже из-за глупости!
Эдмон Дантес виновен и должен быть убит - такой вывод силлогизма мести возник в уме бедного больного! Увы, он не заметил, что приговор этот лишен смысла. Нельзя казнить того, кто уже умер, а Эдмон Дантес, веселый и честный моряк, влюбленный в Мерседес умер без возврата, и на смену ему появился другой человек, хитрый, жестокий, мрачный граф Монте-Кристо, убийца и циник, никого не любящий, готовый ради холодного огня мести, горящего в его груди погубить сына Мерседес, безвинных родственников де Вильфора! Увы и еще раз увы! Графу не привыкать было подстраивать убийства своих врагов. О нет, он не удовлетворился бы пистолетным выстрелом в сердце или просто петлей. Я напомню, граф стал изощренным, жестокосердным, циничным убийцей, для которого убийство - род искусства. Сначала его должны были заколоть наемные убийцы, чье черное дело было оплачено из богатств самого графа, его же людьми (разумеется, они не знали имя жертвы). Я раскрыл этот план. Затем графа должен был застрелить сын французского комиссара, погибшего по воле графа. О виновнике смерти его отца рассказывалось в письме, которое хитроумным способом было переправлено в Европу. К ему прилагались необходимые для совершения преступления деньги. Убийце отрубил голову телохранитель Гайде, огромный эфиоп, как раз, когда тот пытался спустить курок. Но ум сумасшедшего изворотливее ума суфия, такова воля всевышнего Единого! Граф погиб при странных обстоятельствах, истинный смысл которых был понятен только Гайде. Так я из табиба принцессы стал владельцем курильни с незаживающими шрамами от кнута на спине. Позор мне позор!
… Через час араб укладывал офицера, пьяного от гашиша, на топчан. При этом он бормотал под нос: "все мы безумцы! Разве не безумие, думать что мы есть? Что есть граф Монте-Кристо и Альбер, Париж и Каир, небо и звезды? О, прости нас Единый и Единственный Сущий!". И тут все заволоклось сумерками и белесым и дурманящим дымом, и, возможно, пролетел изумрудный дракон с золотыми когтями, а, возможно, и нет. Для того, чтобы удостовериться в этом, нужно хотя бы ненадолго удержаться в одном из миров, а миров - бесконечное множество и сам не замечаешь, когда кончается один и начинается другой. В одном живет граф Монте-Кристо, в другом Монте-Кристо придуман Дюма, в третьем - Дюма придуман Единым Сущим, а в четвертом - нелепо разделение на суфия и Единого Сущего и вот здесь уже ничего нельзя сказать словами.
