Анатолий ЯКОВЛЕВ ©
Gorue Erro ЕTHNICUS ©
ТИХАЯ ГАВАНЬ
фрагменты (тексты, написанные на латыни опущены)
стихотворения Ольге Валенчиц на долгую, долгую память…
I
В общую гавань они возвращаются, разные корабли -
только если меняется ветер…
Люди находят друг друга в одном уголке земли -
только если меняется вера…
* * *
Я ненавижу свою генетику.
Это месть. За всё. За патетику
собачьей привязанности к любимой,
за пули, что просвистели мимо.
Я знаю: Харон уже моет вёсла,
меня дожидаясь на берегу.
Но я не хочу! Я из Солнца и весён.
И я не могу без тебя. Не могу!
Да, пусть не звучит это плотским криком:
я… не могу… без тебя… amica!
Но старый Харон не зря моет вёсла,
играя, как карапуз, в "до" и "после".
Он знает, пройдоха, что я на пути. Что собраны чемоданы.
Асклепий сказал ему, что не врачуются раны,
которые люди наносят небрежно
последней, последней своей надежде…
Слово Рыболова
У одних не звенят бубенцы на донках -
и "уходит" рыбёха - в размах ладоней.
А у меня? У меня погасло Солнце
вместе с закатами и зорьками счастий моих и болей.
Кто-то заливисто и вольно смеётся
миру, что в полноте своей ясен и леп.
А у меня… У меня погасло Солнце.
И я ослеп.
Вы, мудрецы философии, быта и веры,
лётчики, чёрт возьми, что знают толк в высоте!
Кто-либо, кто-либо - подскажите науку Гомера:
чувства свои нашаривать в темноте!
Я не могу так. Я не умею без света, видители ли.
Я распадаюсь на кварки любви - я больше не состою из огня.
Меня не видно с Земли… Господа небожители,
вычеркните
из списка влюблённо-живых поэтов
меня…
Песочные Часы
Время не переводит
стрелок - но расходятся люди.
Караваны уходят.
Остаются верблюды.
* * *
Я не знаю, что значит любить.
Я теперь не знаю.
Может быть, это просто ходить,
глаза завязав, по краю.
Я однажды знал, что любовь,
все грехи принимая,
чудо: то, что рифмуется с вновь…
Но теперь я не знаю.
Всё, что смог я прожить и познать -
безыскусно но твёрдо:
нет, любовь не умеет прощать,
как начальник романской когорты.
* * *
Я прошёл сто дорог
и ни на одной не споткнулся -
хоть походный мой пьяный рог
от вина и согнулся.
Провозвестником стал судьбы,
не взирая на лица…
И найдясь-потерявшись в любви,
я трублю хмельным рыцарем:
Возвещаю! За две половинки,
что на крови одной замешаны:
мир не стоит слезинки
любимой женщины…
Прощальный Ужин
Мы собрали прощальный ужин,
с чистой выпивкой за столом -
потому что я был недужен:
"прогибал" похмельный синдром.
Ну, а ты - хоть и было, да сплыло -
только помню, как вбитый гвоздь,
больше плакала, чем говорила.
Я же только молчал насквозь.
После наших ночей мучительных,
после сладких баталий голых,
ты вещала с лицом учительским:
- Ты, мне кажется, алкоголик…
Хорошо, что тебе так кажется,
ведь за всяким "кажется" - крест.
Только я не алкаш, не пьяница -
так, блуждаю себе окрест.
Не хватило крови расправить крылья
и я "белой" долил простой.
А ещё… невозможно было
не напиться…. твоей крастой.
…У меня - за грудинные колики,
ох, мораль тут, как смехть проста:
если пишут стихи алкоголики -
мир спасает не красота!…
Петля Нестерова
О, первый снег, смелее падайся!
Слепая осень, снегу радуйся!
А я тем лермонтовским парусом
ложусь к тебе на курс "под градусом".
Под градусом, что задан шкипером,
но мне плевать, что он сказал -
и я кручу-верчу штурвал,
то "Хеннеси" кручу, то "Шипром".
Погода сладкоснежно липкая,
но я качусь к тебе по пандусу -
я не пишу стихов вне шкипера,
я не пишу стихов "без градуса".
Да, да - мне нужно направление,
хотя бы даже в отделение,
где отлучают от писания,
как будто бы от наркомании.
Мне хватит сил от кретинизма
поэзии - придти к покою.
Я "завяжу". С алкоголизмом,
стихами… Мёртвою петлёю.
* * *
Я расскажу тебе про юный Рим,
истории не убоясь омерты -
а был ли я там, не был, так хер с ним -
на небе разберутся, после смерти.
Я расскажу про грохот колесниц,
чьи обода окованы железом,
про Кесаря, перед которым ниц
мы падали б, пшеницею подрезанной.
В золотых Богах на площадях,
что ставил опалённый город Вечный,
и о весталках-девочках, столь млечных,
что молят не на совесть и на страх,
а на любовь - за наше, человечье…
О бешенных дионисийских танцах,
о звёздах, что качаются в прудах,
о позабывших честь преторианцах
и беспросветных грушевых садах…
О, Боги!.. Это только голод, голод
нескладных слов, что я для той коплю -
которой наплевать на Вечный Город,
как на моё предвечное люблю…
II
Когда человек тщится выглядеть ангелом,
вместе с крыльями у него как правило отрастают
рога и копыта
…
Памяти Элис
1.
Я гробил не знаю кого за чужие страны, в странах чужих.
Но не смотря на укусы пчёл, я остался жив.
Нас было восемь (Боги простят эти войны?).
Ушли шестеро. Будь их земля достойна.
Вчера я узнал - ушла седьмая. Лучшая.
Глупая неудачница, не задававшая жизни вопросов.
Боже, спаси наши души!
Люди Планеты людей, протрубите SOSы!
Я знаю, к ней спустятся ангелы, и, возможно, сам Азраил,
каким это ни покажется странным,
укутает напоследок в тепло своих крыл
избитое пулями тело иностранки.
Я хотел бы сказать о ней так много, что только молчу в отчаянии.
Я хотел бы сказать о ней - но не наберусь смелости.
А теперь - умоляю! - минута молчания
по поэту, девочке, что не познала ни светлого детства, ни трезвой зрелости.
2.
Я был в Нидерландах три дня "набегом" - брал визу
в одно из африканских государств островов.
Но мы успели понравиться друг другу - видимо,
проснулась моя нордическая кровь.
Теперь я не знаю, когда занесёт в Голландию? Странны
пути Господни, неисповедимы.
Зато мне известно - твой пепел развеян над океаном,
как ты просила, девчонка, при жизни.
Мне не с кем вволю наговорится
теперь с тем, кто видел, как бьют хвостами киты.
Зато я дышу воздухом - и вдыхаю твои частицы,
воздухом - в котором робко витаешь ты…
3.
Здравствуй, голландка -
теперь ты в лучшем мире.
Так же там Солнце сладко
или там тьма без прерыва?
Здесь удручает,
что властвует ночь по ночам…
И Хельга скучает
по твоим неслучайным стихам.
Ты хотела волшебства, Арфистка?
Так, по праву стоятеля Круга и Чистого,
я примолил тебя к орфисткам -
и тысяча критян приветствовали тебя, кто криком, кто свистом.
Теперь выбирай себе мужа. Я гожусь в мужья!
Я безумен и я силён. Я согрею твои ладошки.
А то, что по разные стороны ты и я -
это просто дорогу перебежала чёрная кошка.
Мне остопиздил он, шар голубой,
мотающийся в космическом круге.
Я тоже хочу в лучший мир, за тобой.
Возьми меня! Протяни мне руку!
4.
Есть женские руки, что не выдерживают прикосноения мужских глаз.
Твои - выдерживали.
Ты всегда была молчалива, как Пегас.
Однажды - не сейчас.
Я это помню в дурацкой надежде,
что кто-то завертит Землю в противоположную сторону,
чтобы завыли проклятые стрелки часов,
и я получу mail не "похоронный",
а до обидного обыденный: "еду. всё хорошо".
Я знаю то, о чём не смею думать, тем более говорить.
А больше… ты поймёшь меня, Элис, цветок, растоптанный сапогами…
мне нечего миру подарить о том, как когда-то жилось-былось между нами…
И земля холодна без тебя. И беспомощны точки,
что когда-то пытались расставить над "i", между небом и грунтом вися.
А больше я не добавлю ни строчки,
ибо в этом "больше" - умещаешься ты вся…
5. Дорога из Жёлтого Кирпича
Элли, по жёлтой дороге
мы уходим в куда-нибудь.
Куда нас несут ноги.
Куда нас ведёт путь.
Я потоплю себя, потороплюсь -
я ни на шаг отстать не боюсь!
Кто-то сгорел в Аду,
кого-то путает компас.
Но я всё равно дойду,
хотя между нами пропасть.
Я потоплю себя, потороплюсь -
я ни на шаг отстать не боюсь!
Теперь ты одна. И ноги
несут тебя в сказку, чай:
шагаешь своей дорогой
из жёлтого кирпича.
Я потоплю себя, потороплюсь -
я ни на шаг отстать не боюсь!
III
Цветы имеют корни -
и корни эти не рвутся.
Даже если влюблённые
тушами трутся.
Даже если Белый Цветок в лесу
к Незабудке приникнуть готов…
Это только абсурд.
Это просто ухмылка Богов.
Но тем, чьи с кровью выдраны корни,
кто в Преисподнюю падает мерно,
для них Незабудка - цветок похоронный,
цветок первый и последний.
Незабудка - имя, что не забывается, верьте
тем, кто трогал её глазами, пальцами, сердцем…
Но Боги переставляют нас, как фигуры:
сегодня ты Незабудка, а завтра - фланельная дура.
… И я вопию с улыбкой, что Солнца шире:
хоть ты Незабудка - забудь об орфическом мире!
* * *
Это будет последнее стихотворение
матёрого апологета стиха -
не повторителя умозрений,
но покорителя материка.
Сейчас я открою свою Америку…
Я знаю, что это смешно до колик,
но я подплываю с другого берега,
который знают одни алкоголики.
Я подплываю с берега нежности,
с берега - бездны отдельно взятой судьбы,
которая в клочья разорвала небрежно
то - чему жить и любить безмятежно бы…
Это - слова… И самое горькое,
что это уже не слова, а практика.
Такая же, как звёздными горками
взмывают в небе ненужные Богу Галактики.
Я думал: нашёл своё. Второе. Не получилось.
Хоть балаган навесь, хоть патетику.
А я всё равно вопреки всему, что в мире лучится,
буду любить её - мою первую и последнюю женщину.
Я умолкаю. Я впустил без стука
в двери беду… Я заезженный конь…
Мужчины мира! Вы знаете муку,
Когда любимая отворачивает ладонь?!
Вот и вся histori. Никакого словотворения,
словотворства и прочих поэзодребредней.
Смейтесь, коли смешно. Плачьте, коли такое проделывали…
… Спасибо, что дочитали это моё последнее стихотворение.
Назад в Будущее
Мы встретимся, верно, уже стариками -
коль скопится жизнь.
И будем холодными в жилах руками
друг друга поить.
Как голубь из горлышка поит голубку,
как тают снега,
как вешние реки не могут из глуби
войти в берега.
И будет всё просто, и будет всё трудно -
но наш будет кон!
И даже в зрачках твоих те изумруды
из прежних времён…
Наш Корабль
Корабль, к "кипящим широтам" спешащий,
корабль, на дне океанском лежащий,
прекрасен одним своим именем, дай
сказать безымянно-земное: корабль…
Корабль, хоть склонен морями порыскать,
но знает свою однозначную пристань.
А мы её знали? Ты, да я?
Грехи свои лоцманские не тая?
Из пирсов - а лучше, из крови и плоти
любовные парусники выходят.
Но быт на волнах их недолго качает:
То гибнут в штормах, то в штиль - умирают…
Меж лайнеров, белых, как снег, океанских,
наш парусник ветхий прекрасен оснасткой
любви, что выдерживала и не такие
и штормы, и штили…
Тихая Гавань (Lacuna)
В тихой гавани нет мёртвой зыби белой,
зато в тихой гавани грибной дождик.
Сюда не заходят пиратские каравеллы -
сюда заходят на пленэр художники.
В тихой гавани всё Богами описано
с тщательностью стареющего антиквара -
и ничего не пропадёт из списка:
ни чудо-рассветы, ни звездопады, ни чаек смех, ни собственно тихая гавань.
Заходите в тихую гавань, но только под алым парусом,
чтобы казалось - Ассоль босоногая ждёт на берегу.
Заходите не просто - берите с собою сказку,
А не стаксель, вздёрнутый "через не могу"…
Я и сам во сне прихожу к этой тихой гавани
разговаривать с птицами - другим меня слушать не хочется.
И люблю посидеть на прибрежном, на одиноком камне.
Только одинокие камни принимают человеческое одиночество.
* * *
Можно хрипеть в петле, как Есенин.
Или просто лицо уронить на грудь по-Маяковски - пуля в сердце…
А я так хочу, чтоб накрапывал дождик светло-осенний.
Но уже без меня… без меня ему будет звонче петься!
Но уже без меня. Без меня станут ярче звёзды.
Голубее волна океана. Свежее ветры…
А я?.. Я устал обгладывать чужие кости
незваным гостем на пиру Голубой Планеты.
Агиография Любви
Быть бы нам вместе, жить, да быть бы, но, видно
Бог замесил нас из разных сортов глины.
Тебя - из белой, меня - из кирпично-алой,
если вообще не из сатанинского кала.
Отсюда все наши беды, все адовы шутки:
Бог нарёк тебя Евой, я прозвал Незабудкой.
Бог сказал, что один он, как перст во Вселенной.
Я сказал: до хрена вас, Богов - и ты не первый.
Бог сказал, что любовь - это бред до последнего вздоха.
Я сказал, что постою тебе замок из самого прочного воздуха.
Прочнее веры, прочнее самой любви, прочнее отчаяния.
Прочнее может быть только глупость расставания.
И она и вправду оказалась прочней в нас мужского и женского.
Мы распались. Бог - ты подлец… Но мыслишь божественно!..
•
Что это?! Вывернутое наизнанку, осклизлое, убогое?
Всего лишь звезда морская переваривает членистоногое.
Ха! Думали я снова зальюсь соловьём о любви и душе?
Вам мало этого?.. Прочее сказано этажами выше.
Уже.
|
