Анатолий ЯКОВЛЕВ ©

Планета Жизни

УРАГАН

Был ураган. Из дальних, верно стран.
А может, местный погулял в отраду.
Как уркаган подкрался ураган -
а говоря по-умному: торнадо.

Из ломких листьев и сухой травы,
всосался в землю пыльными губами.
Прошёл, не поднимая головы.
Электропровода сорвал на память.

Как шею, дачнику свернул пристрой.
Лягушек покатал на верхотуре.
Потом иссяк - и в ураганный свой
домище, набираться новой дури.

- Стихия! - возмущались старики,
пока старухи голосили в страхе, -
промыть бы климатологам мозги!
Стихия... Но причём тут люди, на хер?
 

ВАМПИРЫ

Мы столько говорили о любви,
что треснули и пересохли губы,
что жажда обрела синоним "глупость" -
и хочется прокушенной крови.

Вот так в вампиров обращать любовь
умеет тех, кто нежен, как травинка.
Вгрызаются "вторые половинки" -
и пьют, и пьют, и пьют друг друга кровь.
 

ПЛАНЕТА ЖИЗНИ

Из никакого-то далёкого
пространства времени пространства
метеорит, искря пылинками,
летит, тупой, как постоянство.

Летит - а крыльями не машет.
И кажется - стоит на месте:
такие, знаете, масштабы
Галактики крутого месива.

Влетает в атмосферу, плющится,
грящими боками дохает -
почти расколотый, придушенный
стремительным гранитом воздуха.

И разлетается. И жмурится
от ослепительного трения
Планеты Жизни - именуемой
фан-клубом Божия творения...

Свистит. Не то, чтоб неминучий,
не то, чтоб рок - или иначе.

Но, дай-то Бог, убьёт при случае
какого-либо неудачника!..
 

АНДРЮХА

Подкисло баночное пиво -
а нам с Андоюхою по хую:
взасос, роденовски красиво,
мы пьём на брудершафт, целуясь.

Не потому, что это "круто",
а просто губы есть, зараза.
Братан... Андрюха! Кроме шуток
порвём, кто скажет: пидаразы.

Дни просвистели, как вагоны.
- Десяток лет. Считай, что пожил!
- Кому-то звёзды на погоны,
кому-то - шрамами по коже.

Гляди, а пиво-то сожрали...
- Конечно, сбегаю. Без сдачи!..
В какой стране тебя долбали?
Каких долбал "солдат удачи"?

И, выдирая из кармана
бледнеющего идиота,
какие втаптывал в барханы
семейные - на счастье - фото?..

Да, сука жизнь. Причём, в натуре.
Давай, поплачем, что ли сухо.
А пули? Пули, они дуры:
летят в зрачок, а месят брюхо...

А может, к бабам - и "налево"?
А может быть, "догоним" водкой?..

Андрюха загляделся в небо -
где птицы, Бог и самолеты...
 

СЫН ВСЕЛЕННОЙ

- Блядство! Гравитация… прижало
так, что из пупа сочится сало.
- Всё "в ажуре", Вася? Я - Второй.
- Кнопка торможения запала!
- Вася! С возвращением домой!..

Хлеб и соль, официальный голос.
Красный орден с надписью "За космос"...
Вася тоже человек, хоть скромен:
с поднебесья, а рыгнул - по-свойски!
Васю долго рвёт на космодроме...

Новая ракета - при параде.
Ведь ученье - тьма, наука - свет!
Генеральный обнимает сзади,
говорит, прямой, как пистолет:
- Хочешь в космос, Вася? Или нет?!

Вася хочет в космос! Там видна
голубая, как бомонд, планета,
и летает шариком слюна,
и с "гусиной кожею" Луна,
и боишься врезаться в комету...

Не пугает зеркало похмельное
рожей, полной скорби мировой.
Человек, и правда - не земной:
сколь Земля ни плющила его -
человеку мать его Вселенная!
 

АНГЕЛ ПОГИБАЮЩИЙ

Раз ангел - из простых, однако, в белом
крылатой тенью посетил сортир -
спознать, как там у плотских с этим делом,
и вообще, познать, как скроен мир.

Мир скроен был из кафеля, извёстки,
железных труб - мир был вельми жестокий,
но подходящий для приватных дел -
что ангел ясноглазо углядел.

Он кротко вперил взор. Смотрел, немея,
смотрел… а дядьки, бросив писсуар,
астральную ему свернули шею,
приняв слугу небесного за гея -

с яичницею спутав Божий дар!..
 

САГА СНА

Я поведать хочу о Хельге,
королеве ушедших кельтов,
о железных руках, в которых
чуткость пальцев и соль воды.

О бедре, где рубцами руны
возвещали: добра и света!

Но она никого не любила -
кроме солнца и моря...

Хельга знала приметы жизни
и могла направленье ветра
угадать по траве, бегучей,
как приливная рябь во фьордах.

И могла направленье птицы
в пух и прах упредить стрелою.

Но она никого не любила -
кроме солнца и моря...

В самых сказочных, злых чащобах
Хельга знала тропинку к дому -
круглый каменный дом с плющами
и пылающий маслом кувшин.

И порою качались тени
в окнах бычьего пузыря.

Но она никого не любила -
кроме солнца и моря...

Если вдруг мне приснится Хельга,
чьи уста пили вереск гномов,
о которой баллады эльфы
пели, тонкие, как цветы.

Я спрошу: почему ты не любишь
никого, кроме... Боги! Любовь - я знаю,

как она горяча на солнце -
как она холодна в море...
 

MEUS SCATURIGO

Мы два часа проговорили впредь,
на вечность - а когда ещё случится?
Когда по-карфагенски рубит медь,
а солнце всё едва-едва лучится.

- Наверно, много обуви сносил?
- Не слишком, чтоб вконец убиться.
Она:
- Твой Бог совсем тебя забыл...
А я:
- Мой Бог опять влюбился!

- В кого?
- В живую женщину - зимы
и лета - не резон ли это?
Ab origine - знала...
- Но, как мы,
она: из музыки, поэзии и света!

Былое не беда моя - вина.
Стал человеком ящер мезозоя -
так иногда светлеет тишина,
взорвавшись августовскую грозою!

- Ты счастлив?
- Да.
- Твой Бог?
- Ревнив, как Бог,
и верен, ты же знаешь, как собака:
он ей, как Солнце, подставляет бок -
пока мой заживает после драки.

Она - спасла.
- Спасает и...
- Любовь!
Любовь спасла во мне - сухие корни
взрастила - превратила слёзы в кровь.
- О! Женщина-Сотер... но absit omen!..

- Троих не стало. Думала - и ты...
- Но (смех) последней умирает вера!
- Спасибо, Сабия! Ты всё растишь цветы?
- Я всё ращу цветы...
И - spira, spera!
 

МУСТАНГИ

Бывает - темнеет в глазах от страданья:
и света не взвидишь - и Божьего даже,
и лишь очертания улиц и зданий -
закрашенной геометрии тяжесть.

И дрожью зубовной мельчают вены,
и даже шёпот - давится стоном.
В такие минуты встают на колени
люди, что прежде плевали в иконы…

Но мы - из породы, что самоубийцы
седлали, хрустя черепами о камни.
Мы - звери, мустанги. Мы - хищные птицы,
чьи крылья в полёте ровны, как дыханье.

Мы жили да были, как в сказке. Скитальцы,
мы шли под огонь, как мальчишки на танцы.
Мы боль усмиряли - под ноготь иголкой.
Мы били в живот - и тыкали пальцами
в душонки, часами зовущие Бога…

Судьба - не монета. "Орёл" или "решка - гаданье
пустое, как небо с придуманным Богом над нами.
В глазах потемнело? Так то не страданье -
а ночь… Эгоистка! Должны же прожариться пляжи Майями?

Есть лавка. Заложим надежду за "было"?
Я накоротке с этим ростовщиком.
Я знаю - я рыл для любовей могилы.
Как скоро они порастают полынным быльём!

Едва угадаешь, что мается там человечность.
Едва разберёшь под бугром - шевеленье любви.
Но вбиты колами осины - и бесится вечность,
и листья сдирает. И воют за ней соловьи!..

Мы - звери, мустанги! Затопчем сто миль иноходью.
А пуля настигнет - так, дуру, по свойски простим…

Туда - где страданье: есенинских "чувств половодье".
Где сам горизонт - берега. Где не тесно двоим!
 

ПЕРВОДА

Первый выдумщик - ангел с железными крыльями.
где не петь альбатросу, не плыть кораблю -
на планете Вода начертал посейдонными вилами
бестолковые буквы: люблю.

Эх, плечо раззудись! Ох, ты, мощь небожителя!
(Божий дух, что "носился" - и тот, от греха - в небеса.)
Расписался - что волны любви концентрические
По сю пору захлёстывают сердца.

И сердца утоляют надежду и веру,
и заходятся в яблочно-сладких толчках…

А теперь это чудо на кухнях зовут Люцифером.
И рассветы приветствуют в солнцезащитных очках.
 

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Я твой раб. Ты - рабыня, слов нет.
Только это ни сыро, ни сухо -
если в спину прощальный дуплет
заглушить поцелуями в ухо.
Если, брюхо нанизав на кухонный нож,
утолить поцелуем последнюю жажду,
умеряя в объятьях смертельную дрожь…

Так рабы обретают свободу однажды.
 

ЛЕДОХОД ТЮТЧЕВА

Лёд пошёл! Мосты ломает!
Утонули три мальчишки!
Гвоздики - тук-тук - по крышкам.
Мамкам: гром в начале мая...

Се недаром Тютчев чуял -
волчий нюх аристократа -
по Росси впрок тоскуя,
живописуя Карпаты.

Тютчев знал, что в ледогонку,
с пьяным мужеством и риском -
за мальчишками утонут
три придурка-альтруиста.

Три поДдонка-водолаза
их достанут за "привесок".
И замкнут на том, заразы,
круг событий деревенских...
 

ЗАДНИЙ ХОД!

Куда ты задним, машинист,
затылок "ёжиком" скавычив?
Торопишься на дикий свист
припёртой к рельсам электрички?

Куда ты - задним?! Без гудка!
Ведь за спиной не сотни - тыщи
бетонных тонн "товарняка".
И габаритные - в пылище.

Тогда, как судорожный крик,
вагоны подлетят на воздух -
ты обернёшься им, старик,
из "хаты с краю" паровоза?..

Ангелы в респираторах святых помянут,
частицы детей в целлофаны муруя.

А машинист - пожалеет в Аду,
о том, что тогда не заснул - а умер...
 

ЧЕЛОВЕК

Я знал человека, что спичкой - проткнул платан.
В стране, где большие моря и короткие реки.
Но даже, когда бы я не был там,
я знал бы этого человека.

Я иногда бы его встречал,
как прежние боцманы штиль встречали:
в обиде и тесноте зеркал -
до боли расширенными зрачками.
 

С ПОЛЯ

Я в воздух с поля взмыл - летучемышьих крыл
расправил розовые перепонки.
И ветер, толи набираясь сил,
толи теряя их - свистел вдогонку.

Я думал - полетаю и пройдут
и дурь, и блажь. Но подвели закрылки...

Опричь природе люди не идут -
я в воздух с поля взмыл. И - об асфальт затылком.
 

ОН ЕЙ ПИСАЛ…

О.В.

Он ей писал "без нежности, без ласки".
Натянут, как басовая струна,
он дёргался - и дёргалась стена -
лоб в стену - под напором волчьих гласных.

Он ей писал без "нежности и ласки".
И фразой била по щеке она...

Он её писал о мире от начал!
Он говорил про населенье неба!..
От мёда - губы склеились в печать.

И хочется простых воды - и хлеба.
 

НЕ В БЕРЕГАХ

Этим водам уже не войти в берега.
Им в долинах пропасть чужеродных.
Им разлиться, всочиться в траву и снега.
И торчать "островками природы".

Потеряются воды широкой реки.
Рыбаки не дождутся улова.
Эти воды - болото. И там кулики,
Подыхают, его славословя!
 

ЦЕПЕЛЛИНЫ

Аркадию Аршинову

Прежде строили циклопические "Цепеллины"
наполняли их водородом
газом легче воздуха
но тяжелее огня

Строили "Цепеллины"
с раззолоченными гондолами
и вальяжные пассажиры
приспустив цилиндры
вводили туда под ручку
пахнущих розовою водою дам -

Просто глянуть на землю
с высоты промышленника-небожителя
а заодно убедиться
есть ли Бог

"Цепеллины" наполненные водородом
становились огненными шарами
унося души своих пассажиров
в соответствии с оплаченными билетами
на небо

Потом дирижабли наполняли инертным гелием
и они по инерции поднимались в воздух
по инерции следовали заданному курсу
по инерции совершали посадку
а пассажиры по инерции говорили
с такой высоты
заметно
что земля круглая
а Бога нет

А потом придумали воздушные шары с газовыми горелками
безопасные
как женские прокладки
игрушку для "среднего класса"
и скучающих пенсионеров в бейсболках
азартно разглядывающих с высоты птичьего полёта
похожий на топографическую карту ландшафт
и жующих гамбургеры и хот-доги

А вокруг шаров
пыхающих газовыми горелками
оснащённых альтиметрами
и прочей душеспасительной механикой
вокруг шаров
то в форме эмблемы "Red Bools"
то банки "Pepsi"
вокруг шаров с воздухоплавателями
и пассажирами
с парашютами за спиной

Вокруг носятся тени тех вальяжных пассажиров
пассажиров "Цепеллинов"
и они
поправляя обугленые смокинги
и жуя сигары
обёрнутые пятидолларовыми банкнотами
плюются
чтоб они подавились своими бутербродами!

И берут под локоток своих дам
по прежнему пахнущих розовою водою
взмывают
и на высоте
откуда падают метеоры
Бог улыбается им
подрагивая нижней губой...
 

ПОДСОЛНУХ

О.В.

Ты прикладывала к соцветию подсолнуха
ледяную
обветренную степью голову?
Тогда теплеет ухо -
а хочется, чтобы сердце.
Но - увы! - подсолнух не тот цветок,
от которых тают женщины.

И бронзовый жук
ревниво всползает по стеблю,
перебирая лапками
как шахматист - варианты,
проверить:
кто коснулся его Солнца?!

И не различая тебя - не тот масштаб -
думает (а жуки умеют думать):
наверное, это Тот,
кто создал моё Солнце -
кто ещё посмел бы его коснуться? -
и молитвенно складывает лапки...
Тебе.
 

ПОДОНКИ

Затеяли дело не в шутку подонки:
ножи - в голенища, за плечи - котомки.

Идут чередою, по обочь глазея -
Гаврил, Михаил и звонарь Федосеев.

А по сторонам - разорённые дали,
в таком далеке - что и видно едва ли.

И думкают думку о том, "что посеешь..."
Гаврил, Михаил и звонарь Федосеев.

А сеяли кучно, да выперло - с кукиш:
цветёт луговина - за гривну не купишь.

И за васильками синюшного поля
озимая рожь золотится подпольно.

Решают: не кучно, а рядко бы сеять -
Гаврил, Михаил и звонарь Федосеев.

Шагают, пылят - о насущном, о главном:
как прежде оно было гладко и славно!..

Чужим переломят последнюю корку
Гаврил, Михаил, Федосеев - подонки.

И крестятся нищим. И пьют не до "рожек".
И на подонков почти не похожи.

А нож в голенище - так это на случай:
пырнуть за грехи придорожную сучку.

Бог даст - нуворишку разделать на части.
Звони, Федосеев, за Стенькино счастье!

Скрипят сапоги, хрипнут автоколонки...
Что с "местных", что в "мерсах" - подонки, подонки.
 

ЧЕРТОПОЛОХ

стихи для мамы

Садила розу - а попёр чертополох! -
Из солнца, перегноя, вдохновенья.
Он тоже колок - и в цвету неплох.
Он тоже человек, хотя растенье.

Зато плечист - как воин в поле голом.
Зато не облетает на ветру.
А розы вянут без водопровода.
А розы рассыпаются в жару.

Чертополоху - дождевая влага.
Сдувают пыль с него не дамы - а ветра.
Не настоять духов на нём. И не составить
Букета - разве только для врага...

Угасли розы. Хоть их на ночь - в ванну.
Мир не спасла искусства красота.
Как джонки, лепестки расплылись рваные:
Кому - куда. И вместе - в никуда!

Но весь сезон, пока не изнемог -
До жилочки не порывая с жизнью связи -
Под солнцем проторчал чертополох:
Колол шипами - а мечтал букет украсить...

Не говорите о чертополохе,
Что "чёртов" он - и "глаз его дурной".

Когда дела в оранжереях плохи -
Дают полцарства за цветок степной!
 

БАЛЛАДА О НЕЙ

Рыцарь Феликс обнажил клинок -
с лязгом вырвал меч из ножен.
Действие последнее. Звонок.
Подле конь тревогою стреножен.

За бронёю, шорами - глаза
красные, как только из таверны...
Рыцарь Феликс бросил тормоза
и убьёт соперника наверно.

Только-только сбитые с коней,
пиками, скатившимися с рёбер -
рыцарь Феликс думает о Ней.
И о Ней же - юный рыцарь Роберт.

Думают - как будто дума голод,
утолить который не посмей -
не о смерти! Смерть - докучный повод.
А причина? А причина в Ней.

Что в шатре, на троне, с пенным кубком -
схлопывает крылышки ресниц,
приторно облизывает губки
и не опускает глазки вниз.

Но её ресницы-крылья - коршун,
к мертвечине свежей приготовлен.
И ресницы лязгают, как ножны.
И губа прокушена до крови...

Всё. Сорвали латы, не надеясь,
что Фортуна корабли не топит.
И - глаза в глаза - вояка Феликс
и, горя румянцем, тонкий Роберт.

И мечи в две молнии-удара
завершают графскую забаву.
Левый бок взрубает Феликс яро -
Роберт успевает взрезать правый.

И враги мгновенье смотрят в небо,
удивляясь, как оно мутнеет.
Рыцарь Феликс думает: нелепо...
Рыцарь Роберт думает: нелепость...

А Она - княжна-лягушка в луже -
хохоча, порожний бросив кубок,
белозуба, хлопает в ладоши!

Зло опять осталось незамужним...
 

ЕЩЁ О ПЛАНЕТЕ ЖИЗНИ

Элис (Elizabeth Anhel)

Я поведать хотел, как в кармане бесформенна фига.
Я поведать хотел о берёзовой музыке Грига,
под которую Сольвейг - Лив Грет Пуаре -
выбивает мишени, как рация - точки-тире.

Я поведать хотел о весёлой науке прощанья,
и ещё о печальной, как знанье, науке прощать.
Но любовь не прощает любви. Но любовь развращает.
Три "любви" на строку! Так, какое прощание, блядь?..

Я поведать хотел о "Титанике" кверху винтами,
о матросе, в отсеке "задраенном" - выше и выше -
к подбородку вода - вот, забулькает в глотке дыханье...
Но узнал из газет, что подлец-таки выжил.

Я поведать хотел о прекрасно стареющей Дженни
в полушубке из снега, с губами - мудрей Моны Лизы.
Но... unspeakable - значит, ни слова о женщине,
по которой... А в Швецию - тоже шенгенскою визой?

Я поведать хотел, наконец, о сжимающей сердце пружине,
что однажды подвинет боёк и - овальное фото и насыпь...

Я поведать хотел о Земле, что зовётся Планетою Жизни,
потому что из фильма не ясно: "Есть ли жизнь на Марсе?"
 
Ножи марки tojiro объединяют в себе старые японские традиции и современные технологии.
Hosted by uCoz