Анатолий Яковлев ©весёлый Роджер больше любвиЭто больше любви. Это наш измолчавшийся дух,застонавший созревшим, как Евино яблоко, плотью. Это просто рыданья - истошная искренность двух, Что зарылись друг другу в заветное, жгучее, потное. Что закрылись друг в друга - как светлыми лицами в волосы. Что вцепились друг в друга - и смерти фаланг не разжать... А ты знаешь, степное Светило не делит просёлки на полосы телеграфных столбов, озаряя цветущую гладь. А в быту - чёрно-белые "зебры" рисуются - вышибая покорное зрение из колеи... Только мы - в той степи! И свобода - ты чувствуешь? - жмурится от высокого света (твоими словами - любви). Будь по твоему, девочка! Но любовь - не такая: между наших зрачков, между стонов и стонущих строк... Я шепну по секрету - любовь никогда не летает, так, как мы! Боится - земли из-под ног... нет...Нет, я не прекратил писать стихи.Я теплюсь в них. Но холодею в яви. Закладываю джокеры в архив и, оглашенный, бегаю от славы. Моё плавсредство - шлюпку - растрясло на щепу (лес рубили?) мёртвой зыбью. Осталось абсолютное весло. И я гребу - аж побережья дыбом. И я гребу - на совесть. И на страх усесться на трезубец Посейдона. Вот, только гири тянут на ногах. Одна - любви. Другая - Фаэтона... Конечно, это "образность". Я вру. Как все пииты, зарастая тиной. Но время лечит. Пушкина к утру, вон, исцелил Дантес. Иных - Мартынов. Патетики придумали грехи. А я их (кто отец?!) блюя, рожаю... Нет, я не прекратил писать стихи. Я просто в зеркалах не отражаюсь. * * *Не сталь. Мы радий - тайны не открою:уже в крестах полураспада мир. Как вяло ахеяне брали Трою, так вянут люди, женщины и мы... Ахилл - герой, похожий на бандита, занёс копьё на Бога... Но зато я умываюсь кровью Афродиты и, оглядевшись, делаю глоток. звезда горелаЗвезда горела. Но не грела.На то людишкам и звезда, чтобы впускали космос в тело и затыкались иногда... Стихи - многообразье счастий! У пастернаковой свечи - хоть расплетайся, хоть сплетайся, хоть ставь на сушку онучи. золаЗола, что вот-вот отбрезжитпрожилками огоньков... Вот так и приходит зрелость. Вот так остывает кровь. Раздуй ту золу, как юность. Раздуй, коли штиль! Так мне охота, как в детстве, жмурясь, босым пробежать по ней! И в звёзды взглянуть природе, как в очи - сглотнув приговор, что солнце другим восходит... Осталось зассать костёр. грей-гринАссоль дожидалась другав трактире "Девятый вал". Сжимались, как сердце, руки - и в пальцах хрустел бокал. Ассоль дожидалась друга всех тридевяти морей - солёного, как севрюга, по прозвищу кэптен Грей. А, может быть, дожидалась с парами венозных вин, не друга она - а парус, по имени Саша Грин... Но море не рвёт на мили корабль, что стал зарёй. Семь футов ему под килем - и восемь над головой. "весёлый Роджер"На тряпке чернее кожирабов, чья полфунта - жизнь, на юте "Весёлый Роджер" кривые точит ножи. И норды его за шкирку треплют, как пёс-судьба. И боцман проделал дырку по пьяни в костяшке лба. Но даже "Весёлый Роджер" когда-то и жил, и был! Но даже "Весёлый Роджер" пиастры и баб любил. Клинки вырывал руками, брал на абордаж беду. Он знал, что такое пламя! Мерзавец, он мёрз в аду... Так нам, изгоревшись в пепел, на вечность саму плюя, болтаться бы в парусном небе пиратского корабля! колесницаЭто не проза. Но нагнетание ритманаших сердец, параллельно биению тел. Где колесница до самого первого Рима, через века, что, по книгам, лежат в темноте? Пусть расхохочется портик гримасами статуй: факелы дёргают лица за нить светотеней. Но засвежело росою. А там - новый день и там - золотые ворота, Овидий и латы. Здесь - голубыми глазами о небе молчим. Переступаем, как трупы, чужие пороги. Лбами поклонными в двери стальные стучим. Там - золотые ворота, арена, и Боги. Здесь - расписание жизни, при помощи вил и воды. Там - порицание Фатума за невниманье. Разницы мало? Но разница в том, что мечты там повседневность - такая, как римские бани. Там повседневность - сладчайшие жизнь или смерть, грубая сила - и сильная в грубости нежность, театр Нерона и гладиаторский меч - там повседневность. И это твоя повседневность! Я не зову тебя в Рим! Мне плевать на слова, коими только о зуб языку источиться. Просто хватаю за руку, не вырвав едва. Просто кричу: sine mora! подать колесницу! о страстиЯ порезал о разум сердце.Так бывает, хотя считается, Что разумное - знает место. И сердечное - не сбивается. И теперь кровообращение Стало мной - обжигай и властвуй! Вот начало стихотворения. Вот конец его... Это о страсти. шагДруг друга знаем верней, чем птицыпобитый зноем степной ландшафт. Осталось только соединиться - последний шаг. Или первый шаг? Чтобы понять со стыдом и страхом, как мало радости знали мы... Чтоб дальше - рядом, свободным шагом. Дай только Бог, чтоб не строевым! баюнНе зная плоти, но плавясь в ласке,кругом тебя - что не оторви! - хожу-брожу и читаю сказки, как кот-баюн на цепи любви. А цепь наматывает на древо. А кот всё ходит себе кругом. И скоро треснется обалдело о дуб тот, пушкинский самый, лбом. Да так, что звёзды в башке закружат, и, тая, выдохнут, не тая: что сказка - ложь, да... И кот затужит, чтоб не погасла одна - твоя! апология любвиЯ с каждым вдохом пью бессилие.Я каждый выдох поднимаю до высоты, где Бог насиловал живую глину, разнимая единое своё творение, единой верою творимое... Но вопреки - стихотвореньями срастаемся мы. К рифме - рифма. поэты и розыРучьём, что скрывает летом,под ряскою - мелочь дна, горазды твердить поэты, какая в них глубина! Какие там восприятия, какая фрейдистская жуть! - багра, и того не хватить, выцепить сию суть! О, как романтичны розы оранжерей, в мороз. О, как романтичны розы! Копни в полштыка - навоз... Луга васильковых радуг и те боятся сохи! Поэты не пишут правду. Поэты пишут стихи. галактикиТуманная Андромеда -почти суперстар-Галактика: не только тем, что умеет с "поддатыми" разговаривать. И пялясь в зенит, читается мерцающую "морзянкою" - что дышится там, страдается, и кушается - не манною... Да, мы влюблены наверное, и под руку мчимся по миру - прекрасная Андромеда... И наша - с порядковым номером. пробуждение ЭвридикиЯ тебя пробудил, Эвридика. Не ночью - но днём.С опалённым лицом. На загадки Кербера пришлось отвечать. А трёхглавая псина дышала огнём И горазда была от безделия в три языка "почесать". Да, я видел, как он полноводен, прожорливый Стикс. Да, я пел под железными сводами Царства Теней. Привиденья героев склонялись... Царица цариц - Персефона - заслышав меня, задышала сильней. Да, я пел. И почти позабыл о тебе. Да, я пел. И захлопнулся в крылья Танат. Пел за мёртвых, живых - что ступают след в след. Пел за Солнце, что призраком делает Ад. И когда мне Аид обжигающим пальцем Указал: забирай! Не стоит она и струны. Эвридика! На миг мне хотелось остаться. Чтобы петь. Там, где слепнется от тишины... Я тебя пробудил, Эвридика. Не ночью - но днём. Исцели моё тело. Отдай свою нежность. Забери мои песни, что стали звучащим огнём. А любовь... а любовь я оставил, ступив в неизбежность. проводиПроводи меня только, где ветер в пути,догоняя, подставит плечо, где глаза иссушают грибные дожди - проводи... погоди... не ещё, не теперь и не нынче - и даже потом, никогда - под бичом и кнутом не посмею покинуть наш пасмурный дом - и зашторю зарю под окном. Слишком много дорог, слишком дорог порог. Дважды в реку не входят - пролог. Рок умножил мой срок - и затвержен урок. Ты, пустынного счастья глоток, подари же мне вызревших яблонь весну, а печали за верность отдай... Проводи меня завтра, когда я усну - уколоться глазами о даль. мгновениеРазрыв-трава не пахнет порохом,не ковыляет вдаль ковыль. И всё-таки на свете здорово! И смерть - как полевая пыль: Взбурлит под ветром, ненарочная - уляжется на горизонт: и, да, чего-нибудь непрочное, а Бога ради сбережёт. Наивное прикосновение двух рук - материя и дух; мгновение... ещё мгновение - для съёжившихся в счастье двух. primus Roma1.Скашивая пшеницей бёдра цепным рабам, мечется колесница с косами по бортам. Как золотая птица, шею пригнув, она, вдоль по арене мчится, жатвой обагрена. Но головой мотая с огненной бородой кесарь Нерон взирает на бутафорский бой. И - сотрясая стены: - Правды! - не рёв, а стон, - Вывести на арену всадников "легион". - Правды! А не утопии!.. И, уперев конец, мавры в броне на копья вздёргивают коней. Спаты сшибают головы. Гладиусы - в живот. Цирк перебрызган кровью! Зрелищем сыт народ! Девы обносят нищих, сладости - нарасхват: сыт и "хлебами" ныне хам-пролетариат... Сквозь потолок овальный облачной высоты солнце в песок кристальный высушило следы - будто и не было крови, воплей трибун... А смерть, все же, робей любови - если в глаза смотреть! 2. Мы каменеем от страсти в саду деметрийском. Статуи так же ласкались бы - не расколоться на части. Хельга-германка, дионисийская жрица... Ты мой цветок. Я пчела... я ужалю... не больно... сейчас ты, я... мы... сплошным станем целым - под космосом целым... и гармоничнее мир - на одну половинку из лишних.. как ты влажна... я пронизаю тело, не целя... это любовь - а не бой... тише! могут услышать... тише... дыши! что за груди - из снега и стона! рты поцелуем замкнём, потому что... о, Боги!.. это вулкан извергает в курчавое лоно, это смолистая лава сжигает нам ноги... Хельга, ты... тоже?.. пантера, пусти уже плечи, когти втяни, как дрожащим животиком сладость... - что ты? о встрече? да, завтра же! снова под Млечным! Парки не выдадут - сколько нам счастья осталось? 3. Вакханки с грудями набрякшими от поцелуев зарывают в них розовощёких юношей не забывая черпать из корзин лепестки роз и бросать в процессию как сегодня хозяйки бросают свои дома отдаться желанным раз в году как раз в жизни прилюдно на уступах портиков и храмовых газонах подпирая загорелыми ногами небо чтобы оно не обрушилось вдруг не сегодня! так воскресает Дионис однажды распятый Олимпом за наглость поучать людей давить ногами виноград и водить корабли за то что разжёг в их сердчишках страсть к познанию мира за открытую смертным мудрость искусств и практичность ремёсел за таинство плодородной любви и за детское чудо превращения озёрной воды в вино не прощённый он воскресает Дионис! волей людскою жертвуй Дионису самою сладкою жертвой жертвуй любовью каждая каждый стань алтарём сегодня живою водою любви ороси его сердце! кто видел заснеженный Рим? кто ходил по щиколотках в розовых лепестках, белых, как груди матрон? Хор кефаредов движет процессию и каждый проулок вдыхает солнце выдыхая пот страсти и кубки подъемлют Сатиры ибо так воскресает Дионис! - за путеводные звёзды! - за щедрого Бога! - за брак с Ариадной! Хельга в накидке сплетённой из живых фиалок в золотом кленовом венке нагая сегодня с тобой будет Бог! пусть он научит тебя быть Богинею! * заснеженный Рим! трубящий цветочный плодоносный сегодня что может сравниться с твоим отражением в широких зелёных глазах девочек-весталок берегущих в себе весну? Назавтра когда лепестки с улиц сдует ветер когда только дымы умирающих факелов будут подпирать небо с тобой любовницей Бога мы придём к храму Весты послушать как бьётся в груди весталок весна послушать что пророчествуют они о погоде и войнах и соединить руки как день и ночь вдруг почувствовав переплетёнными пальцами пойманный рассвет... 4. Люди уходят, поскольку люди приходят снова, есть же святая логика в том, что излуки-брови и перламутр кожи, губы, верней зари, зелени глаз острожье - выстроены, как Рим! Есть же она - узнаваемость двух половин веков, что потерявши память, явь обретают вновь - только одним касаньем пальцами - добела, только одним дыханием падающим в тела. Римлянка, amica, крошка - помнишь ты или нет: в нашем глубоком прошлом мы постигали свет. Света не бойся, бойся сердца не уколоть - он за столетья Солнцем стал, раскалившим плоть. 5. - Я стала гражданкой Рима вместе с мужем, гоплитом-ветераном, германцем. Он сгорел от старых ран. - Германцы отменные воины. Но ты не похожа на их племя. - Я из рода кельтов. - Дикий народ... Прости! - Я привыкла. - А ты? - Я всадник. - Ты сражался верхом? Я смеюсь: - Нет, это просто сословие, вроде сенатского. Только помельче - сто тысяч сестерциев Этого хватает на не слишком прибыльный карьер - красная глина нынче не в моде - и десяток надёжных рабов. - Ты не воин? - Всадник обязан быть воином. С конём или без - командиром... - Да, мужчина обязан... - Хельга! Я отправляюсь в поход. Завтра, в Парфию. Делить корону армянского царя... - Завтра... ещё только завтра! Мы болтали под синей от ночи грушей, лицом к лицу, и я прижимал её к стволу, обнимая её, дерево, Рим, слыша шелест над головой толи листвы, толи звёзд, чувствуя, как поддаются её ноги, как она приподнимается на цыпочки... Мы любили так, что сухая листва венком осыпала её волосы, и мне, обхватившему кору, показалось, что я взял дриаду, и я закрыл глаза, чтобы не видеть её распахнутых глаз Богини. Ты задышала глубоко и ровно, как спящая: - Дерево чувствует нас... и я... у него натянулись волокна и пьяно заспешили по жилам соки. Урожай будет сладок! * Люди приходят в мир, чтобы, потоптавшись, тихо прикрыть за собой дверь. Или захлопнуть - так, чтоб из проёма полыхнуло огнём. Или, смешавшись волосами с корой синей от ночи груши, приоткрыть губы поцелуям, а сердца - свободе... 6. Что рассвет, что закат - одинаковы. Женщины тоже. Хельга! В зеркале лат отражается лишь бездорожье. Прибежала ко мне и моргала, от слёз полуслепо - как на сером коне я ступаю под серое небо. Может быть, этот день, что однажды восходит над каждым - та, крылатая тень - за недожитым, солнечным, нашим! Но поведал друид, или звёзды особенно стали? - я не буду убит, а она не сбежит в лупанарий. В марш - с отмашкой руки - Первый Рим, сладострастный и ратный!.. Как поводья легки! Кони знают дорогу обратно. 7. как в бабочкиных рваных крыльях стремительности нет ни грана, одно порханье в наших силах - за снами пьяного нектара... har MeggidoОднажды нагрянет оно, то дурацкое время,когда станут зайчики дрючить волчиное племя, а те удирать, поплотнее хвосты поджимая; но рок беспощаден - у зайцев кривулька писая. Однажды нагрянет оно, то формальное время, когда бросишь дерево в землю - а вырастет семя. И в даль популярной пустыни уйдут втихомолку слепым караваном верблюды, размером с иголку. Однажды нагрянет оно, то фатальное время, когда мы стволы, да украсим цветами сирени! - со скоростью пули разить лепестками живое… Милосская руки умоет сиреневой кровью. Однажды нагрянет оно, то финальное время - костром погребальным уляжется племя на племя, и Солнце по совести станет причиной пожара… И боги придут - и подъемлют фужеры нектара! |