Станислав ГОЛЬДМАН ©


Еврейское Счастье




не восток раскурил кальян...

о, какой запредельный бред,
не восток раскурил кальян
между счастьем орнамент бед
и хозяин его суть пьян.

не пиано, не форте слов
строчка гнётся и рвётся ввысь
в параллелях моих веков
кошка черная - "на" и "брысь".

кто ты, кто ты, чужая ветвь
кровь чужая, тепло не то
так земельный и жирный червь
пожирает, чей статус-кво?

за спиною стена и смог,
а за смогом "смогу" и в явь
сила, смейтесь, печатный слог,
к горизонта черте надбавь.

о, какой безнадежный спурт
где со старта со аутсайд,
и последним отчетливо крут -
негативов счастливчик слайд.

брось на стол свои карты, бит
встань и выйди - просторам рад
жаль, король подноготных свит
давит туфлей песочный град.

 

тель-авив - петроград

мы ляжем костьми - позади Петроград,
не город, не миф, не поэма
в шкафах среди полок и песен рулад
лежит потускневшая лемма.
и там всё доказано, верите всё
любовь: это маша ваню
а вы - затяните на шее лассо
и бейте друзьям телеграмму.
и всех пригласите за стол, где вино,
где все молчаливы и светски,
потом вас отправят в открытом ландо
взаправду, навзрыд, по-соседски,
и там, в Петрограде, на камнях тоска
веселье здесь редко и злобно,
а вы - холодящая сталь у виска
смотрел в сериалах Коломбо.
смотрел, как живут там и как живу я,
та девочка с шарфом, ну помнишь,
не всех увезет, пресловутых, ладья
не все станут коксом для домны.
так к черту беречь эти кости в шкафу
и к черту холодное лето
ладонями детскими солнце ловлю
на смерть, налагая вето...

 

в сентябре

на сентябрьском подворье всегда одиноко и тихо,
там, в преддверии зимников, сани стоят в полусне
так желтеет страница и бродит, рассеянно, вихрь,
собирая пожитки готовности к вечной войне.

расскажи о себе пока землю не скрыли туманы
и пока для полёта не начат последний отсчёт
ты та сука, что лижет заботливо новые раны
ты та женщина, что продлевает угаснувший род

нет тебя в этом мире, сей факт непреложный и жёсткий
нет тебя никогда и ни в чём, многоликий мой Бог
между синями моря и неба тугая полоска,
и остался от слова, как выдох, единственный слог.

 

разлуки

я и не думал, что ты
просто дыхание сбито
просто зимы черный почерк
белым по спинам, по спинам.
я и не думал, что ты
просто любил беззаветно
просто побег приурочил,
став на мгновенье первым.
я и не думал, что ты
жил, как всегда, в натяжку
мёд проливался в соты
двор приютил дворняжку.
я и не думал, что ты
просто касался взглядом
и на параде роты
были приравнены к правде.
я и не думал, что ты
шёл, продираясь мимо
пишут в клавирах ноты
в наших разлуках - сила...

 

письма

я восточен, а кому еще на востоке стыть
кто-то песни строчит
миг
много коварности славы и
положений воинственных
ниц
ты моя слава все мои строчки, ты помнишь
ланит не твоих,
но чьих тогда?
крестишь, уходящего даже,
и против веры,
и против рассудка

утро, кромешное в урагане и смерче
но утро же, точно утро

скрутка из наших обоюдоострых выпадов
гарде криками,
красться к тебе, полусонной
если я прав и гегемон
то кто же он?
с тобой, теплящий матрасы
пуховые

кто же он?
лелеющий сны розовее розового
кто там за моря собрался и нежит
мечту мою, счастье
кто там эгоцентризма веки прикрыл ладонями
клясться?

птичка дрожит под коварными зюйдами
но летит, будет ей
падай

на волнах довольно места
но летит на восток, с вестью
завтра, садится на пароход та
я понимаю, пока не жена
но и не его уже, а кто?

просто птичка летит
идёт проход
да!
вот что слышать хочу, но!
все "на потом".

на шов, тот которому вечность, шов
шьёте неровно, шок
шоры шарад шаманских наветов
шины на сердце, режь крепко,
держишь, метаться сильно? стылый
сильный кому-то, хриплый,
клинит, качается параллелями
пленное сонное, коронерами
миндальничать в корзинках пирожных
режьте, все можно

нужно, а как же жить не по резаному
если бы вены могли посплетничать
выведать у тока крови, кто там?
гонит волну фантом

шаткое положение первого вздоха
пульсация вен, плохо
выжил гад - пациент в нелюбви
станьте Вселенной упрямой,
часы песочные,
не части

бед осколки, колко
в сердечную недостаточность
щепотку усталости
от "хорошо"

я Вам пишу, просто письмо...

 

"нах..."

(питерское)

что в этом городе степень блевоты
разных пустых людей
всё хорошо и под дых апперкотом
жизнь свою, вплоть до дней,
а он, стальные мускулы, правя
гулом трамвайных "коз"
вновь заставляет противопоставить
вечный анабиоз,
а в переходах сжимают ребра
новости из под полы
так нелегко оставаться твердым
сложным до простоты,
ибо бега, лошадиные морды
пот, ставки, крестный ход
город - ты сука,
от корки до корки я зачитался, вор
вытянул ты из моих карманов
счастия пятаки
звонкое нах!.. , шоры затхлых катранов,
где засверкают ножи...

 

оле

Оля, я бы выбрал в гамме твоей "ля"
кто-то болеет больше за соль-бемоль
но за диезами - деза и снег-пурга
и за шартрезами банальная головы боль

Оля, я бы читал тебя иногда
просто, когда хочется хлеба и масло на нём
но завывает сучья мая - пурга
и целый город, мечта - город, идёт на слом

Оля, это имя не более трёх, незадача, букв
Стук молоточков - шьётся новый сапог
И на высотах Пулковских поле брюкв
Слово, соседствующее рядом с тоской

Голь перекатная сможет застыть на мне
Пылью не пройденных и сумасшедших дорог
И в лаврах венка, но босой по стерне
Все что могу - это сумятицы слог.

 

невысказанное

взят сказок парк в снега атак веер
белый огонь, лижет костёр время.
кто поспешит, ноги гранит теплят,
сколько кричать в небо
и мать честить.

падает ниц слово - абрис стали,
но разрубить этим клинком
призрак оков, та ли?

нет, никогда чья-то рука, вряд ли
всем всё равно, как хорошо
вдаль мне.

лёд имярек - олово рек, вот ведь.
я никогда там не бывал, в осень,
даже в весну, в зиму, в атлас лета
не позовёшь, просто
живёшь где-то.

 

я остаюсь

я не заметил взгляд,
но он неотступен, в гриме,
в молньях, прикрытый гимном
о нестерпимой любви

я рассекретил код,
но пал, как разведчик славный
был я развенчан, главный
мой контрудар снесла

я, лучше будем мы
взглядами, вздохами
телом

я остаюсь в тебе
белым...

 

кто-то

кто то пальцами шарит и темнота
позволяет пальцам найти приют
в перепутанных спешкою волосах
эти пальцы веришь совсем не лгут

этим пальцам хочется подставлять
свои губы - щеки в ничьих слезах
а толпа раззевает бездонно пасть
и уже зовет к парапетам страх

и нигде на земле не найти приют
океан разбавляет синькою небеса
а слова телефонные вяжут сильнее пут
и ложится крупная в их не-следы роса

 

плачет женщина

гитары перебор, лады
не струны - пальцы ощущают
как плачет женщина, скрывая
отчаянья светского следы.

и этим летом снегопад,
как некогда жара апреля
так мы согреться, не умея,
играем в бодрость, невпопад.

и ветер, тот, что опоздал
и вывернул изнанку счастья
раздал цветы и дамы в платьях
откроют в масках карнавал.

и мимо стен и к ним скамей,
прикованных, почти навечно
мужчин опущенные плечи
и слабость высказать не смей.

не смей состариться, грустить,
не смей быть слабой неуместно
и в быстрой лжи неверной лести
счета годами оплатить.

пускай, не силой взят редут,
а ежедневною осадой
и плачет женщина, досадуя
на бухтах добровольных пут...

 

если знаю

если знаю, напишется нечто твоим подобное,
разве я не успею сказать, что кому предназначено,
слушай быть то и в самом деле прекрасно и здорово
и бежать по тропинке за кем-то его же шарфиком.
и искать немудрёное, в выходе положений жизненных,
там и выхода нет, но ещё что-то в сердце теплится,
о, мое вороньё сколоченных срубов,
в окна бьётся аллегро - смычкам моим тесно,
ты - неспящая, в облаке света Луны невидима
только мною, слепцом в грубом рубище, ощущаема,
ты на острие копий, на лопастях свергнутой мельницы
на пространстве солёного века, одетого в сахарность.
снег играет пустыней, Нептун - утлым ботиком
в синагоговой россыпи, в возрождении старой традиции
над портовою девочкой, в нимбе сияющих клотиков
надругались два ангела, сильные, в праве величия.
настоящая, в хитоне утверждающей святости
параллельные страны - твои океаны безбрежные
что о грошике медном, грошике популярности
там не ты, там твои недомятые спелости.
о коленная истина, не подняться, и звезды несчётные
никогда не возьмут тебя мерить их путь нескончаемый
всё размеренно, мавры забылись, короткая
продолжается ночь, алгоритмом вселенского джаза.

 

я пишу на еврейском

я тебе напишу, на еврейском,
на языке грусти, любви, неверия смерти
на языке жизни, ни-ни.
на листах отмечусь росчерком
своей свободы, секунда полета
отмечусь и стану вровень, с морем
с ой ли? оракулом, без тормозов,
оков, шипов, розой?
позой... любой
я напишу тебе на еврейском
русской девушке
положу руки в руки, плечом к плечу
так хочу,
разберем мои письмена, ты и я,
ты и я.
зря, веришь, зря

я тебе напишу на еврейском
дерзко? веско, жест ли
жестью крыш, накроется пилигрим,
несущий крест в никуда
мне не туда.
я тебя речью гортанной, побалую
в малом, мятежом, валом, рано,
рано мне предложен выбор
мимо, мимом
падает вверх птица, рвущая небо надвое
парами, под всеми парами, парим
парии
плыть по течению, велению щучьему
я тебе напишу на еврейском
просто - девочке
бабьего яра ряской кормим уток
утро, гуртом
белые облака и на краю - рука
все что выше - без шуток
ты и я...

 

другу

ужель и я ужаленный тобою
где падает не осени вода
но ливень лета бренною мечтою
мы не знакомы никогда, не скрою
мы - просто люди между "нет" и "да"...

нас мало в мириаде звезд нелепых
и Млечный путь мне видится - ручей
твоя рука когда то будет слепок
корреспондент убийств и жрец из скрепок
прочитан всеми и для всех ничей...

твоя подробность, метроном закона
где право выдоха лелеет каждый вдох
ты волк и содержатель сучих схронов
умелый шулер сводок уголовных
козырный фраер и совсем не лох...

 

еврейское счастье

палата, номер, белая, в ремонте
и люди в ней и у людей глаза
наизготовку человечий пойнтер
над городом сгущается гроза

там сатана - умелый спорщик, верю
когда нибудь он выберет меня
и я уйду и где-то хлопнут дверью
демонстративно петлю от ремня

оставят для соседа, тот, что справа
а тот, что слева вовсе не сосед
его слова о будущем отрава
он напророчит горестей м бед

зачем он здесь, зачем усерден в вере
зачем смятение его, болит душа
зачем к нам, росским, бросили еврея
устои заведения круша...

 

конвектор универсал
Hosted by uCoz