Путь грозит торосам тормозами.

Рядом с бампером завис мороз,

И чуть поодаль промозгло замер

Тот, что миром вырос и прирос.

Это кросс по местности сечёной.

Думали, что ралли? Что игра?

Некому отметить время оно.

Победителю уже не светит бонус.

Конус света — издавна прощённым.

Им же под ребро — крючок багра.

А этюд в тонах вполне багровых,

Хоть и лезет белым на глаза.

Нету крова? Хватит и покрова.

Без препятствий будет полоса.

Пот со лба сотри и вымой волосы.

Скоро щёлкнет нам секундомер.

Недомеркам, дурно певшим с голоса,

Выдаст фраки Главный костюмер.

Хоть с плеча чужого — ладно сшито.

Чуть промёрзнем — так ведь не впервой.

В сундуках не стоит ворошить-то.

Путь проложен верно: прямо по кривой.

Хитрый пращур сыграл с нами в чурики.

Мы наследуем три чебурека,

Пару кочек — чтоб не окочуриться.

…Два абрека глядят сквозь бинокли,

Но ресницы от слёз не промокли —

Мы не дважды входили в реку,

И не надо так пристально щуриться.

Не пристало считаться грехами —

Мы наследуем даже по Хаме.

Даже в самой копеечной гамме —

Трёхгрошовая опера Брехта.

Ну а их-то куда, всех тех-то?

…Только плоская скучь проспекта.

Да прихмурился вдаль Корректор.

Мир немного бур. А отчасти рыж.

И поэтому его скрывают снегом.

Мигом в магазин! Не бегом, а бегом.

Это выше ваших треугольных крыш.

Маги не бессильны, но погрязли в неге,

Впялили в треухи головы и уши.

Карнеги да Хаббард принесут откушать.

Это вроде ужин? Но немного скушен.

Мы неторопливы — но прибудем в беге.

Мерзким, грустным, оголтело пресным

Я вернусь занудствовать-нудить.

Путь не станет скользким или крестным.

Мальчик, выросший на пролетарской Пресне,

Видит только строчки впереди.

Не бужу, не буду — обещаю.

Не возьму назад случайный ход.

Что в щели меж водкой и борщами?

Мир мальчишески воспрыснул — и прыщами

Сообщает самый тайный код.

Недомытые три тарелки.

Недотрахана в жопу блядь.

Не базар — и не трогай стрелки.

Время есть — и не время стрелять.

Время будет — найдутся пространства..

Странствий станет на жизни три.

Есть убранство, и хватит упрямства.

Три слезы, если хочешь, утри.

Это утро — пускай не рассвет,

но разбросанность резких линий.

Мимо ночи прочерчен извет,

а Завет пишет Старший Плиний.

Не из глины — скорей из дерьма

тут излеплена пара фигурок.

Гуру скурвился — вот кутерьма.

Щёлк курок, да сума, да тюрьма —

и навязчивый припах урок.

А остальные — пускай на коне,

С лампадами и со свечами

Чают, что в ночь приморочат свет,

Верят, что будет невзрачный ответ,

Что не придётся вертеться в огне,

Что не копытом искрить… Но в окне

Только свечой привечают.

Ведь бывает же, однако, ощущение,

что прощения не будет — и не надо.

Смерть припрятала яйцо Кащеево —

но звучит провсполночь серенада.

Ну, стекла по губе пена.

Ну, пеняй уж теперь на меня.

Было нощно — а станет денно.

Это светоиллюзия дня.

Мы появимся — с потрохами

И со всею усохшей трухой.

Иафета обличие — в Хаме.

Камень в том — что всегда под рукой.

Белы руки, семитские песни…

Кто строкой, кто подручным копьём —

Мы расскажем, чем были бы, если

Не застряла бы задница в кресле,

Если б в чреслах был больше проём.

Не плюём, не поём. Ведь не Пресли

Нам свою уступает роль.

Мы погрязли, слегка зависли.

Мысли сухи. Но Ты зачисли —

Мы запомнили главный пароль.

Укроти — и пускай в окороте

огородный молчит укроп.

Это троп? Или пара пародий?

Или просто прерывистость строп?

Стропали, подпали — вдруг прослышим

на рассвете мы треск стропил.

В повороте скривилось дышло —

это я его поторопил.

Это оторопь. Будут постромки

и надсадный прирык собак.

Нарты едут по ровной кромке.

Не в трактир — а в дешёвый кабак.

Бах — приехали. Бух — и как в омут.

Мутно, муторно. Не обессудь.

Мы, конечно, подъедем к парому.

В аберрациях тоже есть суть.

Ничего тут особенного — Рождество.

Да неприспособленное естество.

Да, Ты есть. Да не в этом суть.

Ствол не тронем — переспим и в путь.

Хочешь стать? Так сперва позабудь

Ути-элитарные привычки.

Нет ключа? Так найдутся отмычки.

Мыкаться, что ли? Иль дулю в грудь?

Одиночество кажется призом,

даже если вдвоём и втроём.

Раз по рельсам — так автомотрисой,

если горы — найдётся проём.

Не проймёт — подрядиться в актрисы

или в мятые белые ризы

обрядиться. Ну да, маскарад, —

но застрявший в сандалии камень

сбережёт пару капель в стакане

и единственный свой карат.

Норов-ндрав. Можно вскинуться вплавь

До ближайшего берега зыбь-океана

Будем правы? Но зябнем, хотя осияны.

Сомневаешься? Значит, по тексту поправь.

Право, выспренне. На хуй та власть,

Что даётся в углу мимовзглядным ударом.

Где шлея под хвостом — там и жизнь завелась.

Но недаром разит в кой-то раз перегаром.

Коридоры ведут то к покоям, то к нарам.

Доберёмся до комнаты — выспимся всласть.

Интересно порой, что чище:

это людное праздноговнище,

или Иова терпогноище,

или терпких последствий страх?

Мы обрящем, хоть плохо ищем.

И не страшно, что сгнило днище.

Чаще —проще. И пусть пепелище —

А ковчег пришвартуем в горах.

Можно кролем, но лучше брассом

Вспять выбрасывать две ступни.

Проплывёт распиздияев раса.

Что за раса? Ты страстно копни.

Пни, да ёлки, да всякие ветки.

Свитки чьих-то премудростей — лес.

Рядом море. Там раки-креветки.

Стих зазря в ту стихию полез.

Но пловцу нипочём наши стили,

И не нужно ему стило.

В перистиле мы зряшно застыли…

Взмах руки — и, глядишь, повезло.

Очень странное животное — каракатица.

Рифмы все предсказаны детскими стихами.

Графоман смеётся — чересчур раскатисто.

Скат, что явно глубже, — отдыхает.

Хают тварь морскую все кому не лень.

Пиво славно пенится, только жаль креветок.

Впрочем, и корветы обращались в тлен,

В глину, в ил придонный, в мерзостную склянь.

Море нам не выдано ни в феод, ни в лен.

Тварям сухопутным хватит деток, веток…

Каракатица, на сушу мельком глянь.

Распинают не там, где пинают.

Разухабисто виснет зависть

Это завязь — и будет иная

Повесть — там, где давно опасались.

Совесть, что ли? Да Бог же с тобой.

Это дым папиросный, но просто

Есть запасы ненужных рифм.

И не надо маячить с трубой.

Что прошло — приросло коростой.

Всяк стервятник — немного гриф.

Девы праведны! Краденой ночью

к вам я приближусь — рядить ли, радеть

и о недужных, и дюжих, и прочих.

Тот лишь приидет, Кто бдит и грядет.

Дети малые! Солнечным утром —

полдник-полдень, трень-звень, день да динь —

я подойду с немудрящей сутрой.

Вы посмеётесь. Останусь один.

Мудромужи! А нужно ли вчуже

Тужиться, пыжиться, Град городить?

Пояс всё туже, тропинка же — уже.

И уж по ней невозможно следить.

След ли вредить? Стоит строиться — в ряд ли?

Вряд ли тут нам шеренгой. А если — гуськом?

Даже если ползком — Он ведь очень понятлив.

Мы дойдём, даже если совсем босиком.

На сон грядущим — лучше Апокалипсис.

А тем, кто бдит, невместен вроде сон.

Не закалимся — может, хоть покаемся.

А всё, что прочее, — починит Эдисон.

Каков зачин — такая будет сага.

По шагу, пусть бы и в семь миль, —

но всё же изворотливым зигзагом

мы станем любы тем, кто нам не мил.

Зигзаг не гож — сойдёт и скользкий элипс.

Не натерпелись — и не торопи.

Мы здесь немного слишком прикипелись?

Не страшно. Только тропы окропи.