РАММШТЕЙН ОТДЫХАЕТ...

Раммштейн отдыхает...

- Глафира!... Глашка, етить налево!... Чаво внука не встречаешь? - завопил дед, слегка подталкивая к калитке паренька лет двенадцати.
- Борюшка приехал! - выглянувшая в окно старушка всплеснула руками и заторопилась во двор. - А мы тебя завтра ждали. Дай-ка я тебя обниму, милок… А ты, Михайла Иваныч, и не предупредил, что на станцию за Боренькой поехал. Вот я сейчас пирогов напеку. Сидайте покуда, отдохните с дороги-то… Подхватив внуков рюкзачок с нехитрыми пожитками, старушка скрылась в доме.
- Ну, Бориска, рассказывай, что в городе деется. - Попыхивая самокруткой завел разговор дед. - У Елизарыча-то телевизор зимой сгорел, еле дом потушили. Теперь только в сельсовете радио осталось. Особливо не походишь, уж больно далече. На тебя одна надежа, новости послушать. Небось у вас там на каждом углу по олигарху с демократом сидит?..
-Да что ты пристал к мальчонке? - высунулась в окно бабка.- Идите-ка за стол, обедать…

Вечерело…
По дворам медленно разбредались коровы. Громыхая ведром, Глафира Степановна спешила к сараю: - Иду, Зоренька, иду, ясная моя…
Безмятежно жующая корова даже не обернулась на зов хозяйки, лишь махнула хвостом, отгоняя назойливую муху.
Дремотная тишина прерывалась лишь звонкими струйками молока, бьющими в ведро… -DU!.. DU HUST!.. - вдруг рявкнуло где-то поблизости, - DU HUST MICH!..
Меланхоличная Зорька лягнула ведро и по сараю потекли ручейки. Бабка попыталась спасти остатки молока, но села в белую лужицу и заверещала дурным голосом.
В ответ забрехали-заголосили соседские собаки.
Дед, в одном валенке и с ружьем наперевес выскочил на крыльцо и пальнул в воздух.
- Du hast mich gefragt… - громогласно отозвалось на выстрел.
- Борька! - рявкнул старик. - Немцы в селе! Переходим на осадное положение!..
- Деда, ты чего? - высунулся внучок - Какие немцы? Я музыку слушаю!..
- Тудыть тебя налево… - сплюнул Михаил Иванович, - а ну-кась приглуши свою шарманку. Всю округу перебаламутили… И чтобы я этих "духастов" не слышал боле. Кобзона слушай, али этого… Лещенку, Пугачеву там… Людям хоть понятно будет.
- Попса. - коротко фыркнул Борька и скрылся.
К завтраку он вышел с толстой книгой в руках.
- Смотри, дед, Борюшка-то, не чета тебе - с книжками не расстается. Ты же окромя паспорта ни одной книжки за жисть не прочел, а Боренька ученым будет.
- Это Гарри Поттер, - важно сказал внук, вгрызаясь в ватрушку.
- И чего пишет твой энтот Гавря? - заинтересовался старик.
- Эх, темнота!... - махнул Борька рукой. - Не Гавря, а Гарри. И не он пишет, а о нем.
- Большим человеком был, что о нем книгу накропали? - не отставал дед.
- Да нет… - задумался Борис об объяснении. - Сказка это! Иностранная, про волшебство.
Михаил Иванович неодобрительно пожевал губами.
- А то у нас своих сказок мало. Ты, Борька, совсем распоясался. То "духасты", то Гаври ненашенские. Не к добру всё это, не к добру… Хошь я тебе "Колобка" достану, али "Рыбку золотую" из сундука?
- Отстой. - Обронил важно Борька, и погрузился в чтение.
"Пи-пи-пи-пи-пи…" - раздалось вдруг из под стола.
- Вот я тебе ужо!.. - постучала по полу ухватом Глафира Степановна. - Совсем серые обнаглели. К столу прямо днем шуруют.
- Это вы с дедом серость… - Борька с гордостью достал из кармана маленькую белую коробочку. - Это тамогочи кушать просит.
- Лучше б ты курей покормил. - крякнул дед.
- Отстой… - начал было Борька, но дед разошелся не на шутку:
- Глашка, а ну тащи ремень, я этому шалопуту сейчас попсу так набью, что до конца каникул на ней сидеть не сможет!..

Прошло лето…
Проводив внука до станции, Михаил Иванович неспешно шагал к дому.
- Эй, Михайла!.. - тряся бутылкой, подскочил сосед Елизарыч. - Давай по маленькой, пока жинка с фермы не пришла…
- Отстой! - рявкнул в ответ дед и, достав из кармана маленького тамогочи, кнопкой убрал за ним кучку.

 

Девятый месяц

Только в женской консультации начинаешь чувствовать себя ущербной, не имея солидного животика. Вот и сегодня, ставшие родными за восемь месяцев, "пенаты" радовали обилием пузичков разных видов и размеров.
Дождавшись своей очереди, я с тоской констатировала, что у меня опять сменили врача, и эта замена не в лучшую сторону. Только посмотрев на ее лицо, можно было живо вообразить себя пленником гестапо, а взгляд гарантировал, что смерть легкой не будет. Погрузившись в эти невеселые размышления, я чуть не промахнулась мимо стула, а эта вредная тетка обратилась к тихой медсестричке:
- Запишите, нарушена координация.
- У…у…у… кого нарушена? - заволновалась я.
А врачиха с бесстрастным взглядом Мюллера поинтересовалась:
- До беременности заикание было?
- Нет… - только и смогла пролепетать я, а иезуитка опять развернулась к медсестре:
- Запишите.
- Да что Вы там записываете?! - разозлилась я, поднимаясь со стула, - Всё у меня нормально! Чувствую себя прекрасно, рожу в срок.
- Это Вы так думаете, Кротова. - прокомментировала меня врач.
Я опять плюхнулась на место и настороженно поинтересовалась:
- Что-то не так?
- А Вы себя хорошо чувствуете?
После этого вопроса я начала ощущать в себе симптомы всех болезней, начиная от свинки и заканчивая тропической малярией, и честно в этом призналась:
- Я себя сейчас как-то странно чувствую…
Этот робот в юбке добил меня одной фразой:
- При Вашем сроке странные ощущения могут быть только преждевременными родами. Я Вас осмотрю. Быстро прощупав мой живот, врачиха равнодушно хмыкнула:
- У Вас, похоже, еще и воды отходят понемногу. Предлагаю вызвать "Скорую".
- Не надо… Я сама доеду… - пролепетала я, и на ватных ногах вывалилась из кабинета. Будущие мамаши проводили меня сочувствующими взглядами. Я же, перебрав за минуту все варианты дальнейшего поведения, рванула на такси к маме.
А еще через полчаса хмуро созерцала пролетающие улицы в зарешеченное почему-то стекло "Неотложки". Мой муж Андрей трогательно поддерживал меня под руку, но вкупе с решеткой это выглядело попыткой удержать меня от побега. Я злилась и рычала себе под нос непристойности. Мой любимый, видя такое, опасливо жался в сиденье, а по приезду в роддом, с видимым облегчением, вручил меня дежурному доктору приемного покоя и, забрав мою домашнюю одежду, сбежал домой. Я взглянула на часы, чтобы отметить начало моего "тюремного" содержания. Почти девять вечера. К десяти часам, пройдя все неприятные медицинские процедуры, и, как следствие таковых, пятиминутную джигу около закрытой двери туалета, в котором уборщица орала: "Потерпи! Не видишь - полы домываю!", я очутилась в родильном отделении.
Меня завели в малюсенькую палату, где, на мой взгляд, не только рожать, но и умирать места нет. Однако, в ней уже было четыре женщины - две просто лежали на кровати и слегка поскуливали, а две бродили привидениями вдоль стен и поносили почем зря своих мужей. Провожавшая меня медсестра хмыкнула:
- Родят, мужикам спасибо скажут…
Я же была в этом совсем не уверена. Несмотря на то, что по моим расчетам срок еще не подошел, я внезапно поняла, что проведя минут десять в этой обстановке, я начну рожать сама, просто со страху. О чем и предупредила медсестру. Она в очередной раз хмыкнула:
- Как начнешь, так и закончишь. Ишь, королева, может тебе палату отдельную выделить?
На мой взгляд, это было бы совсем не лишним, но я сочла нужным промолчать, и просто вышла в коридор, где звуки были не так слышны. Оттуда меня и забрали на осмотр. Длилось всё меньше минуты. Быстро прощупав мой живот, врач недовольно буркнула:
- Ну, Кротова, и какого черта ты сюда явилась?
Поняв, что мой ошарашенный взгляд ничего понятного не выражает, я попробовала объясниться:
- В консультации… Воды… - потом махнула рукой и спросила, - Может, я домой пойду?
Врачиха немного оживилась:
- Вещи здесь?
- Муж увез… - я чуть не плакала, - но я могу ему позвонить.
- Нет, у нас уже ворота закроют, - с досадой ответила она.
- Значит, завтра?
- Раз остаешься на ночь, то уже пока не вылечим, - она задумалась на секунду, - или пока профилактику не проведем, а это недели две. Иди в палату.
Я даже попятилась слегка:
- Не пойду.
- Почему? - она опять начала раздражаться.
Я в очередной раз объяснила, что рожать мне пока рановато.
- Тогда в палату напротив. Там уже все родившие лежат, - разрешила врач.
Настроившись на относительно спокойную ночь, я пошла в палату. Утро вечера мудренее, что-нибудь придумаю. Устроившись на кровати, я прислушалась к разговору женщин. Все они наперебой рассказывали друг другу о прошедших родах. Вот черт… Накрыв голову подушкой, я заснула. Утром меня перевели в другое отделение, где заставили заново сдать все анализы. Единственный забавный момент был в тот день, когда меня отправили на УЗИ. Помимо всего прочего, врач, заведующая этим аппаратом, объявляет счастливой мамаше, кого ей теперь ждать: мальчика или девочку. Так вот, когда она гордо заявила, что я могу не сомневаться, что у меня будет сын, я объяснила, что собираюсь рожать девочку, которой уже выбрала имя Сашенька. Пока врач приходила в себя от моего наглого отрицания современной медицины, я вышла из кабинета.
Прошла неделя. От слова "профилактика" уже сводило судорогой до зубовного скрежета, а меня так и не выписали. С этими мыслями я вошла в палату и обнаружила на своей койке сидящую женщину. Увидев меня, она вскочила с места, что позволял сравнительно небольшой животик, и затараторила: - А я вот тут на ваше место пришла. Вас выписывают, а мест нет. Пока за Вами не приедут, вместе посидим на кроватке, ладно?
"Аллилуйя!.." - взорвалось у меня в голове.
Новенькая оказалась болтушкой. Через час мы уже знали имена всех ее бывших мужей, породу любимой собаки и чем она болела в три года. Через три часа она дошла до момента зачатия, а еще через десять минут я насторожилась и прислушалась к ее трескотне.
- … И вот врач мне говорит, - продолжала новенькая, - Раз у тебя зрение минус четыре, лучше делать кесарево… Я же говорила, что у меня плохое зрение?
На этот раз она обратилась ко мне, заметив неподдельный интерес. Все остальные соседки по палате к этому времени либо вышли в коридор, либо успешно делали спящий вид.
- Да-да, говорила, - ответила я, лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию: "Минус четыре, а собираются делать кесарево сечение. Куда же мне с моим минус семь?.. Идти к завотделением? Еще оставит в больнице, а домой хочется. В консультацию? Так она меня просто так сюда отправила. Ладно, выпишусь, а там посмотрим…"
Наконец, за мной приехали. Я с наслаждением вдыхала теплый весенний воздух. За неделю почки на деревьях полопались, и сейчас ветки кокетливо помахивали молодыми листочками. Даже солнце светило по-особенному, или мне это просто казалось после нескольких дней, проведенных взаперти. В понедельник, хорошенько всё обдумав, я отправилась к окулисту, который подтвердил необходимость операции. Пришлось идти в консультацию. Та же вредная тетка, в ответ на моё робкое: "А Вы как считаете?", рявкнула:
- Почему раньше не сказала?
- Я не знала…
- Беременеть умеете, а больше ничего знать не хотите, - завелась она.
- Так что мне делать-то? - прервала я ее излияния.
- В роддом, - отрезала та.
И вот я снова здесь, хоть и прошло всего три дня. Увидев меня, завотделением всплеснула руками:
- Кротова, ты опять приперлась!
- На кесарево, - я попыталась наладить отношения светской беседой.
Та хмыкнула:
- И кто тебе его делать будет?
- Надеюсь, что Вы, - сподхалимничала я.
- Начнешь рожать, а там посмотрим, - и она выплыла из палаты, оставив меня в недоумении. Ведь в моем случае кесарево делают, чтобы избежать схваток, а если я начну рожать, то схватки тоже начнутся. Так ничего и не поняв, я в очередной раз пошла на обследование.
В этот день приехали практиканты. Среди стайки девчушек по коридорам бродил один единственный паренек, явно смущенный своим приходом в женское царство. Нескладная длинная фигура, легкий пушок на подбородке, тонкая оправа очков, идеально накрахмаленный халат. Его хотелось по-матерински погладить по голове, а на ум почему-то приходило только одно слово - "цыпленок".
То ли ради практикантов, то ли у повара было хорошее настроение, но кроме обычной к завтраку каши "из всего", то есть нескольких круп сразу, нас решили побаловать вполне съедобными пирожками с джемом. Кашей я решила не рисковать, и поэтому, прихватив пирожок и жуя на ходу, направилась в палату.
В коридоре меня настиг карающий глас заведующей:
- Кротова, ты зачем ешь?!
- Нельзя? - попыталась я проглотить застрявший со страху кусочек пирога.
- У тебя операция через три часа, а ты пироги трескаешь! - возмутилась врач.
- У меня операция? - тупо переспросила я, - А я почему не знаю?
- Теперь знаешь, - и она поплыла дальше.
В палате меня уже ждала медсестра:
- Идите в пятый кабинет, Вас давно ждут.
Как оказалось, ждал меня мальчишка-практикант, в надежде на моем бренном теле изучить действие какого-то хитрого прибора. Обвесив меня шнурами и присосками, он сосредоточенно уставился в монитор. Аппарат мерно зажужжал, и я задремала. Очнувшись от прикосновения к плечу, я не сразу сообразила, где нахожусь. Взволнованный "цыпленок" нервно потирая переносицу спросил:
- Вы ничего не чувствуете?
- Нет, - прислушалась я к себе.
- Ладно, - он опять отвернулся, но буквально через пять минут повернулся ко мне, - точно ничего не чувствуете?
Я занервничала:
- А что я должна чувствовать? Что-то не так?
- Нет-нет. Кажется, всё нормально.
- Кажется или нормально?
- Нормально. - Неуверенно ответил он.
Когда он спросил меня об этом в десятый раз, я зарычала:
- Если не знаешь, что случилось - позови врача.
Он мгновенно испарился, а вскоре появился с завотделением. Ей хватило минуты, чтобы понять, в чем дело:
- Кротова, марш в операционную, у тебя схватки через три минуты. Ты их что, не чувствуешь?!
Я отрицательно покачала головой и вылетела в коридор, даже забыв спросить, где находится операционная. Тяжело пыхтя, я обошла правое крыло построенного буквой "П" роддома с первого по третий этаж, нашла прачечную, кладовку и даже морг, но не единого следа операционного блока не было. С тоской я вернулась на свой этаж, где половина персонала уже сбилась с ног в моих поисках. Меня препроводили в левое крыло, где, как оказалось, и были операционные.
Оказавшись в рубашке, косынке и бахилах на операционном столе, меня замутило от ужаса. Боже, я не готова! Можно подождать еще пару недель, или дней, или хотя бы пару часов, но только не сейчас!.. Между тем, меня окружили люди в белых халатах, загораживая лицо ширмой, попадая иглой в вену и дотрагиваясь до живота.
Надо мной склонилось веселое бородатое лицо:
- Спать будешь?
- Нет, - это прозвучало настолько испуганно, что я сквозь силу улыбнулась, чтобы не напугать еще и хирурга.
- Ладно, посчитай барашков, а мы подождем, - улыбнулся он в ответ.
Я почувствовала прикосновение чего-то металлического, и вырубилась.
Почувствовав, что меня кто-то дергает, я открыла глаза и пробурчала:
- Можно потише?
- Еще пару стежков, милая, - услышала я голос хирурга.
- Каких стежков? А ребенок? Вы не будете его вынимать?
Он засмеялся, и повернулся к кому-то:
- Принесите девочку.
"Девочка" - подумала я и, повернувшись в сторону странного попискивания, позвала:
- Сашенька…
На руках медсестры лежал небольшой сверток. Она приблизила его к моему лицу, и я увидела сморщенную красную рожицу, похожую на рассерженную старушку.
"Я никогда не полюблю ее", - с ужасом подумала я. Девочке, похоже, я тоже не понравилась, потому что она разразилась истошным криком.
А бородатый хирург улыбнулся:
- Она с тобой поздоровалась.
- Спасибо, - разочарованно прошептала я.
- На здоровье, мамочка.
"Мама и дочка" - подумала я. Почему-то никаких эмоций это не вызвало. - "Может быть, я просто устала?"
С этими мыслями я уснула, и проснулась уже утром, в палате.
Приближалось время утреннего кормления, и вскоре в коридоре послышался плач младенцев и скрип колес каталок.
Я закрыла глаза, когда открылась дверь в палату, и открыла только когда почувствовала на руках копошащийся сверток. На меня смотрели внимательные темные глазки. Личико девочки посветлело, морщинки разгладились.
"Как она похожа на Андрюшу" - вдруг подумалось мне. Я приложила дочь к груди и, услышав довольное чмоканье, прошептала с улыбкой:
- Я люблю тебя, моя родная…
 

Аленький цветочек (remix)

Он не только любил сказки в детстве, но и верил им, даже будучи взрослым. Поэтому никого не удивило, когда он отправился на поиски Аленького цветочка.
Пытаясь устроить кораблекрушение, он получил пару зуботычин. После объяснения цели путешествия, его хотели запереть в лазарете и начали обходить стороной настолько, насколько позволяли палубы теплохода. Он не был психом, и не стал бросаться в воду, пытаясь вплавь добраться до вожделенного берега. Но он был одержим, и поэтому украл шлюпку.
Проходили дни… К концу подходили не только продукты, но и питьевая вода, а на горизонте так и не появилась суша. Он уже забыл Аленький цветочек, и начал готовиться к встрече с русалками, когда вдруг увидел землю… Небольшая скалистая гряда будто вынырнула из воды и издали манила к себе зелеными проплешинами леса. Он бросился в море и поплыл к острову.
На берегу, какое-то время он бездумно просеивал теплый песок меж пальцев, и лишь очнувшись от холодного вечернего бриза, побрел в сторону леса.
Внезапно в глубине острова начали зажигаться огни. Это было похоже на вечерний город, когда в сумерках один за другим включаются фонари, только вот столбов не было, да и чаща - не улица. Зачарованный зрелищем, он двигался вперед до тех пор, пока не уперся в ворота.
"Ворота? В лесу? Без забора?.." - подумал он, и, оглядевшись, заметил частокол ограды. - "Прощай, сказка. Здравствуй, санаторий… Ну, хоть покормят, а то два дня не жравши…"
В приоткрывшиеся ворота были видны ухоженные дорожки и крыша здания, утопающего в зелени. Очевидно, из-за позднего времени, не были слышны голоса, но зато доносилась едва слышная музыка. Уже подойдя ближе, он узнал одну из сонат Баха.
"Странный санаторий," - подумал он, направляясь к стойке.- "Пусть постояльцы спят, но где же персонал? Тоже дрыхнет? Придется искать…"
Через мгновенье он забыл и о персонале, и о еде. У него перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы. Какие-то доли секунды он еще пытался убедить себя, что это разновидность розы или орхидеи, которую он никогда в глаза не видел, но сердце отчаянно билось, потому что он всегда знал - именно так должен выглядеть Аленький цветочек.
Каждый его лепесток был похож на поцелуй любимой девушки, каждый листик был достоин песни, а нежный изгиб стебля манил сорвать его и спрятать на груди. Но он читал сказку, и спрятав руки от искушения в карманы, уселся на пол и начал любоваться цветком издали.
- Кто посмел сорвать мой цветок?! - раздался чудовищный рев, от которого стены затряслись, а окна жалобно тренькнули. - Смерть каждому, кто коснется его!..
Рев захлебнулся, и тот же голос изумленно спросил:
- Так ты его не тронул? Почему?!
- Я сказку читал… А дочери у меня нет. - ответил он.
- Тогда зачем приехал? - недоуменно спросил голос.
- На него посмотреть. - Он мотнул головой в сторону цветка.
- Хм… Романтик, значит, - ухмыльнулся голос. - Ну, приглашаю к столу.
Откуда ни возьмись, появился накрытый стол и удобные стулья. Погас электрический свет и зажглись факелы в стенах. Заполыхал камин, а на полу улеглась медвежья шкура.
Он не удивлялся, потому что всегда знал, что именно так и будет, а поэтому сел за стол и спросил невидимого хозяина:
- Может, со мной сядешь? А то как-то скучно одному.
- А не испугаешься?
- Я же читал сказку, - в очередной раз напомнил он.
- Как знаешь, только в обморок не падай, - предупредил голос.
От стены отделилось огромное темное пятно, блеснули желтые рысьи глаза. За стол садилось нечто ужасное: клыкастая голова непонятного животного на косматом теле медведя. Заросшие шерстью пальцы были похожи на человеческие, но оканчивались длинными, загнутыми когтями зверя. Хозяин взглянул на безмятежно жующего гостя, и коротко хмыкнул:
- Ну да, ты книжку читал… И откуда ты взялся на мою голову? Ладно, завтра поговорим, а то в сказках говорят: накормить, напоить и спать уложить. Утро вечера мудренее.
На следующий день гость встретил хозяина возле Аленького цветка.
- Знаешь, а я ведь всю ночь не спал, караулил, - признался тот. - Думал, ты мне голову заморочишь, а сам цветок умыкнешь.
- Зачем? - спросил он. - Теперь я знаю, что цветок существует. Пусть растет дальше, иначе, какая же это сказка? Но меня вот что интересует: ты же вроде должен в принца превратиться? Неужели в этом сказка врет?
- Да нет, просто автору меня ждать надоело, - засмеялось чудовище. - Понимаешь, какая петрушка происходит: сейчас я страшный зверь, но у меня есть этот остров, этот дворец. По моему желанию появляется еда, вино, музыка и всё, что душа пожелает. А поцелует какая дурочка - всё пропадет. А куда деваться принцу без королевства, без сокровищ? Это только поначалу говорят: с милым рай в шалаше… - Так что же, так никто здесь и не был? - поразился гость.
- Почему же не был. Приезжают купцы с дочками, оставляют их тут на год, а потом забирают с богатым приданным. Ты не думай, - понизил голос хозяин, - я девушкам нравлюсь. Это они поначалу в крик кидаются, а потом привыкают. Их никто не принуждает, балуют, в шелка одевают, драгоценностями обвешивают, ну и чудеса, конечно, мой конек. Как придумаю что-нибудь, даже в ладоши хлопают. Ну, а если влюбится, я предупреждаю - никаких поцелуев.
- Здорово, - поразился он. - А сейчас кто-нибудь есть?
- Нет, - вздохнул хозяин. - Давненько уже никто не забредал. Ты первый, лет за пятьдесят.
- Ого! - присвистнул гость. - Давненько… И как собираешься дальше жить?
Хозяин пожал плечами:
- Живу же как-то…
- Скучновато у тебя здесь. Ты бы себе телевизор наколдовал что ли…
- Есть у меня телевизор, - оскорбилось чудовище, - думаешь, я совсем отсталый, раз сказочный?
- А компьютер? - ехидно поинтересовался гость.
Чудище задумалось, а потом кивнуло:
- Нет такого.
- То-то и оно! - воскликнул он. - Сейчас я тебе всё расскажу…
Остаток дня они выбирали конфигурацию компьютера.
А еще месяц делали домашнюю страничку для чудовища.
Наконец, хозяин отлип от монитора и, потянувшись в кресле, сказал:
- Теперь телки знают, где меня искать. Вот будет жизнь! Спасибо, братан…
- Пользуйся на здоровье, - зевнул в ответ тот. - Сбацай-ка мне для здорового сна "Депеш Мод". А потом буду думать, как домой добираться.
На утро они привычно встретились возле цветка.
Поправив бейсболку на косматой голове, хозяин похвалился:
- На "мыло" уже десяток предложений пришло. Сейчас по фотке выберу девочку, и вышлю ей свои координаты.
- Ты поосторожнее, - обнял его на прощание гость. - Как бы на тебя охотиться не приехали.
- Не переживай, - похлопал его по плечу хозяин. - Сюда попадет только тот, кто действительно верит в сказку.
Они немного помолчали.
- Ну, прощай… - сказал гость.
- Подожди. У меня для тебя подарок, - остановил его хозяин. - Держи!
Гость ошеломленно глядел на Аленький цветок:
- А как же ты?!
- Я себе еще наколдую, - подмигнуло чудовище, - только никому не говори, что я это умею…
 

Муха Фима

Жила-была муха с гордым именем Ефимия и не менее гордой профессией - ассенизатор. И не так уж плохо жила, как все - от зарплаты до зарплаты. Ну и шабашки подворачивались иногда. Прожить самой можно, но семью не прокормить. Вот и жила одна. Даже букашек-таракашек в гости не зазывала. Но не по бедности, по традиции - была там какая-то нехорошая история то ли с бабкой, то ли с прабабкой. Все уже давно забыли, что за история, но традицию блюли свято.
И вот в один прекрасный день полетела она на работу. Мы обозначим это место кодовыми буквами М и Ж. И поясним читателю: мухи заразу не разносят, они ее складируют на мусорных кучах. И если бы мы, человеки, их, мух, нещадно не лупсанили почем зря, может и мусороуборочные машины не потребовались бы. А так, рабочей силы не хватает, вот и создается впечатление хаотичных полетов. И вообще, кто нас заставляет размазывать по новым обоям мушиные трупы старой газетой? И при этом удивляться: откуда новые налетели? А поминки? А поплакать над усопшей? То-то!..
А на работе аврал. Ну, Фима противорадиационный скафандр на тянула, и за работу. Какой скафандр? Как какой? Зеленый. Да вы видели - такой с золотистым отливом. Мух-то зеленых на самом деле не бывает. Это они на работе переодеваются. А те, что черные в тех же местах летают, так это пересменка идет. Кто-то уже разделся, кто-то еще не оделся. Мухи часов не наблюдают, сами решают, когда наработались и пора до дому. Поэтому и до фига их в этом М и Ж. Трудолюбивые они, заметьте. Отработала Фима смену, устала. Хоть крылья протягивай. Лапки почистила и потрюхала в сторону дома. От усталости глаза слипаются, даром, что большие. Ну и не вписалась на повороте. Влетела на средней скорости в бабочку. Та и разоралась: "Да ты, букаха мерзопакостная, мне крыло помяла. Да такое только под заказ, из Германии, и стоит немеренно! Да ты фары свои протри, тварюга позорная! Да теперь еще и вонять будет, как из помойки!"
Фима расстраивается, конечно. Бормочет что-то извинительное. Просит разойтись без оформления, типа сочтемся, "все люди-братья" и тому подобное. А оса-гаишница тут как тут. Летит, жужжит сиреной, пузом своим полосатым машет. Мол, кто это тут кого нарушает? Сейчас быстро акт составим, штраф выпишем. Бабочка ей и расписывает: да я, вся прям такая шестисотая, лечу никого не трогаю, а тут эта глазастая, кааааак фиганет по бочине!..
Аж раскалилась вся. Усики топорщатся, крылышки трепещутся. Просто Афина-воительница. Разоралась так, что и не заметила, как сачком накрыло.
Оса, как бравый защитник покоя и свободы граждан, поднатужилась, марлю сачка пробила и… улетела. Бабочка как увидела такое отношение к законопослушным гражданам, так и посерела. Лежит в травке и думает: ладно, если сразу булавкой пришибет и всё на этом. А если этот энтомолог фигов старой закалки? В легкую может в газовую камеру закатать с каплей цианида. Короче, совсем на измену села, и тут чует - сачок дернулся. А потом еще, и еще. Глаза приоткрыла и видит: Фима с яростью Александра Матросова бьется в физиономию бабочковеда, а тот уже двумя руками отмахивается от зловредной мухи. Смекнув в чем дело, пленница из-под сачка выползла и вспорхнула ввысь. Фиму дождалась и давай благодарить и в гости зазывать, второе рождение праздновать.
А Ефимия и согласилась. В традиции не сказано, что по гостям ходить запрещается.
 

Хатшепсут

Вечер.

Убогая однокомнатная хрущевка.
Большая толстая белая кошка точит когти об угол старенького креслица:
"Старая хрычовка… Где ты шляешься на ночь глядя? Я, между прочим, голодная. Уже целых два часа ни кусочка рыбки во рту… А ты ведь опять минтай притащишь, нет бы икорки купить…"
Прыгает на облезлый подоконник:
"Ага, а вот и ты… Ковыляешь, как утка. Ты же женщина! Кто так ходит?! То ли дело я! Хотя куда тебе до меня в свои семьдесят - ты даже по квартире за мной не успеваешь…"

- Мусенька, кисонька моя, иди ко мне, я тебе рыбки купила. - старушка раскладывает на столе свои нехитрые покупки: полбуханки хлеба, пакет молока и рыбу.

"Ага, бегу… Как ты посмела только назвать меня этим мерзким именем! Я - Хатшепсут! Да ты этого имени-то не знаешь, небось девять классов и то не окончила. Саму как кошку зовут Маруськой…" - Кошка лениво спрыгивает с подоконника и важно шествует на кухню обозревать будущий ужин. - "Так я и знала - минтай. Я дождусь от тебя "Вискас" или нет?! Сколько можно кормить меня одним и тем же: минтай и молоко, молоко и минтай… Плевать я хотела на то, что у тебя пенсия маленькая, в свои годы могла бы и побольше заработать… А то завела себе меня, красавицу, а кормит какой-то гадостью. Вот если бы не ты, меня бы может новые русские купили… Спала бы теперь в собственной постели, а не на твоей подушке. А то ты своими ночными стонами мне спать мешаешь. И запах "Корвалола" я не переношу. Ну ничего, вот помрешь - дочка-то твоя меня получше кормить будет, у нее магазин свой. А сейчас так и быть - поем, а то так и похудеть можно…"

Ночь.

Кошка лениво открывает глаза, разбуженная светом в неурочное время:
"Ты чего это еще карболкой тут развонялась? Меня мутит от этого запаха, это же не валерьянка, дура старая… Да ты еще и гостей навела полон дом. Ты думаешь, мне приятно, что они в белой одежде? Я же буду теряться на их фоне! Безобразие…"
Возмущенно дёргая хвостом, кошка уходит на кухню. В это время хозяйку увозят в больницу.

Утро.

В квартиру заходят трое.
- Мама! Посмотли, бабускина киса! - маленькая девочка с большими бантами гладит кошку по спине.
- "Не порти мне прическу!" - возмущенно шипит Хатшепсут - "Я все утро прилизывалась. И вообще, где моя рыба?"
- Коля! Убери Люсеньку от этого животного! Вдруг кошка больная! Смотри, у нее шерсть лезет... Я не собираюсь тратить деньги на ветеринара. Смотри, что она тут вытворяет, я не потерплю, чтобы мне портили финскую мебель. Теперь, после смерти мамы, я не собираюсь позволять ей находиться в этом доме! Коля, ты меня слышишь?.. Это я тебе говорю. Чтобы сегодня же ее здесь не было!

День… Вечер… Ночь…

Чужой дом. Чужой подъезд. Под холодную батарею забилась большая грязная кошка: "Марусенька, милая моя Марусенька!.. Забери отсюда свою Муську, пожалуйста!"

Подъезд оглашает жалобное мяуканье…