Париж плюется блядями

Невеста из Финляндии,

Жених из Ферганы

Под липким одеялом —

Шаг в яловый сапог.

По Богу или Дьяволу

Застенчивый шлепок.

Шлейф выцарапан, паночка:

Шейх выбрал бранный плач.

Плакучая снобяночка

Изрежет рот в кумач.

Куда ты тянешь лезвие —

Неужто от себя?

Гитара взвоет резвую —

И вздуется, трубя.

Но мной коней подковывать

Счёл нужным шут.

Притоками окольными

Течёт кунжут.

Мазурскими болотами

Дырявый флот:

Танцующих проглотов

Везёт проглот.

Проглотам глотки пыльные

Смочить.

И вместо ста дробилен —

А вместо сотой смерти —

Смотреть

Туда, где в марком марте

На треть

Сжимаются тени —

Боль,

Уходят потери

В ноль.

Целует задаром

Блядь,

Поскольку ты старая рухлядь,

И злыдень-кобель обнюхать

Лишь может седую прядь

Под бархатной в прошлом юбкой.

Нелепо улов терять

Потерянной в луже шлюпке.

— Целую тебя целую,

захваленную осенью,

пристыженную темами

довольную вопросами;

а слёзы-росы россыпью

по солоному телу,

да косы сладким крошевом —

голяцко-оголтелые.

Перчёная хорошею

приправой закавказскою,

чулки не то изношены,

не то совсем изласканы —

бело-бело и вязко…

Чертёнок точит рожки:

Адама Ева ваксою

измажет на дорожку.

— Нигерия-Нигерия,

чего такая плакса?

— Неверная неверия —

устойчивая краска.

— Да не такие разные

рисунки чёрно-белые:

велено так велено —

народо-племе-раса —

от Белого до Чёрного,

от Крита до Аляски.

— Гляди, сорвались шторы

от плоской словопляски.

— Свисти-свисти, не вздрагивай,

шагай по коридору.

Два слова — Александра.

Два шага — Айсидора.

— Люблю тебя любую,

ворованную вздорную

на все четыре стороны,

на все земные буквы,

на триста лет от ворона,

на тридцать от науки,

со строчкой от Набокова,

с романом от Памука,

безбожную про Бога,

божественную суку —

ни звука о предлоге,

о поводе ни звука.

Горе моё луковое,

горечная пряность…

…Рот плечо аукает,

снова отдаляется,

плечи-локти-руки,

шёлковые пальцы.

А на окна пялятся.

А за дверью шёпотом:

— Да пошли вы в задницу.

— Не крути тут жопою.

— Девицы-проказницы…

— Подсмотрел и шлёпай!

— …Да какая разница —

с девкой или с лохом.

…Любо-любопытные

да глазами лопают:

— Ах какая пытка.

— Ох как это плохо.

Чёрт сучит копытами,

от восторга охает…

Городское быдло

ищет всюду прок,

жрёт зимой повидло,

чтит земной урок,

знает назубок,

смотрит в оба — во как —

в хитряное око —

сплетница-сорока —

смоляной лобок.

Со враньём морока.

С правдою плевок.

Сказочница робко

выдаст номерок:

— Стойте, недоморки! —

Эта сказка — дрянь.

…Было утро мокрое —

любельная дань,

и друг дружку чмокали

девушки жестокие,

и мальчишки около

шли в такую рань,

ошивались с ранцами,

с воплями Овидия:

— Девицы-красавицы,

а вы нас-то видели?

Юные засранцы

в горестной обиде, —

вместо спорта — танцы

и мечта о МИД’е.

В центре пирамиды

чертёнок ухмыляется:

— Сначала точим лясы,

потом уже хламиды.

Люди-люди-лютики, —

божеская слабость;

(ангелы разутые

дуют свой canabis)

человеки сутками

думают о нас —

о небесной утвари,

о волокнах внутренних,

об уходах утренних, —

караул! Атас!

И забиты головы

заговорным сглазом,

оловянным колом,

чудоунитазом.

Человечек ласковый,

чепуха-враньё

всё, что понатаскано

в логово твоё:

слёзы, двери, лацканы,

рационы, рации, —

пустобрёхом клацают.

Почитай Горация

да давай споём,

будет нам овация

и любовь втроём.

— Что, чертовка, бряцаешь —

песне в окоём?!!

череда-череда-очередь —

за тобою — за мною — длинная —

не моей — не твоею дочерью —

не твоим — не моим сыном —

не кобылья — не кобелиная —

сучья очередь — сучьим росчерком —

затвердевшая пыльной глиною —

голубым-мелевым озерком —

крылья-пёрышки — да заспинные —

залопаточные перелётчики —

заформуют в книги красивые

кожесдёрщики-переплётчики

слово в слово — как ветры зимние

загребают сугробы в лодочки —

заграбастают меня в одочки —

нерифмованные противные —

я пою и пылю в форточку —

липа-ложь — стихоплётка дивная —

наливай-наливай водочки —

а не то запахнёт тиною

— На-ка!

Выкуси!

— Головы?

Фикусы?

— Боже упаси.

…Мне по голым рученькам —

просто нету сил —

хлещут

“Кто тебя просил

торговаться с лучником? —

Он стрелял в упор…

Выпросила лучшего?

И не вышел спор?”

Я (не будь наивною):

“Может, жить хочу?!

Наливаться винами,

плакать скрипачу!..”

Мне ворчали: “Ой-ли?

Обратись к врачу!

Да такие вольные

нам не по плечу!”

И глумился лучник:

“Эй!.. На небеси!..

Здесь лукавый случай —

Я б всю жизнь косил!”

у тебя для меня стих?

и не два? и не три? сонет?

или ты как другой дик

а меня как другой нет

завяжи мне — слови — слова —

на затылке — потуже — брось

горевать! вот она голова

вот она позвонковая ось —

до земли — до земли иной

(отчего ей не быть вообще?)

заземли-заземли Луной

или водкою — лишь бы чем

Гадом буду, гадиной,

чёртовой иглою, —

дуриком по радио

тянет до Джанкоя.

У тебя, пустынник,

поезда в крови,

в колтунах затылок —

выбрось-оторви.

На тебе, сатирик, —

Арлекин-Пьеро —

порку выводили

ангельским пером.

И писали, точно

ток по позвонкам,

песню позвоночью —

волочий вокал.

Пара станций сходу,

пара — на ходу,

городу в угоду

выплюнешь зайду

в вечность или ровно

Шпальный ветер дробью

и Луна-дыра.

Дымом будешь, дурью,

с жареными крыльями,

с поездной простудою,

придурнем полынным.

Вся печаль насмешная

вытянет легко (и)

ангел полубешеный

скроется в Джанкое.