Анатолий Яковлев ©Хождение По Доске
Кто подскажет: хоть бы день протерпеть -
не писать совсем стихов о тебе: зубы сжать, захлопнуть душу, как зверь! Но пишу, как заводной... и теперь. Как терпеть - когда сирень на Земле? И пожаром полыхнуло в окне - новый день раздуло в зорьке-золе... И не я тебе - а ты пишешь мне! Кто подскажет, как любовь перемочь - ты гони-ка его, милая, прочь - да за ним поглуше двери замкни. Коль и видел он любовь - со спины. Может я один на свете люблю? И листы, листы пером тереблю, несмотря, что осень льёт акварель... И терпенье - выставляю за дверь! пилорамаНе могу без боли -настоящей самой. Сунуть руки, что ли, сдуру в пилораму? И душой оттаять, намочив штаны... Жалко - отрастают медленно они. Ноги, они тоже - не бамбука рост. Что же сунуть? Что же?! ...А вот это - брось! Ни морозясь в поле, ни давясь в реке - помирать не больно с этим в кулаке! гадство!Какое гадство! Выпал из штанов -в прекрасном далеко от унитаза. Мне толковали в детстве: мир - не нов. Не до такой же степени маразма! На улице! Добро б среди мужчин, а то ж и - дам: как в эпатажном клипе, вне всяческих законов и причин расстёгивается английский "зиппер"!.. А я к тебе на белом подкатил коне - за тридевять царевических улиц! А я букет сирени прихватил. Но не дарил. Держал, где расстегнулось. И мы стояли так. Глаза - в глаза. Рост - в рост. И ты в букет вцепилась: - Принёс - отдай!.. А у меня слеза От жалости и ярости скатилась. И в руки взяв себя, как пистолет берёт, снести башку, самоубийца - я оторвал от пояса букет! Но ты ко мне успела прислонится. И я, пуглив, как антилопа гну, Прижав тебя - спасательное средство, вдруг понял - что уже не застегну ни "зиппера" английского... ни сердца! портняжкиДа, мы стихи, как платья, шьём...Так истончившись, что наверно предстанем голым королём и обнажённой королевой. Мы колем пальцы, да. Но всё губами до кровинки сушим. О, наше чудное шитьё, что плотское вплетает в души!.. Одни залают: гол король! - не устыдясь кривого взгляда. Другие - угадают боль в блестящих атомах наряда. pianoПослушаем piano травы-конопли,обнявшись щекой с бездорожьем... Идут, как дрейфующие корабли, дождливые лица прохожих. И в каждом, как в туче - подавленный гром. И кто-то, покорней атлантов, всё ждут не дождутся разряда - вдвоём! И локти осин-ампутантов, и вздыбленный по-океански асфальт, и бомбардировщик-голубка - всё это наш город, подставивший зад траве-конопле на минутку. Amica, из "Данхилла" выбей табак, взболтай его с марихуаной. Поэты - мы делали именно так, пакуясь в запретные страны. И "порохом белым" ноздрю зарядив, читали друг другу галопом, что мир в неглиже - так бесстыдно красив! И знали под радугу тропы... хождение по доскеНе казнь, а забава - пускать по доске,привязанной к самому гроту. Дон Харви возил сапогами в песке - шагать не по-клоунски твёрдо. Дон Харви, он знал - у доски есть конец, совсем как у жизни начало. Но лишь ухмыльнулся на вопли: подлец!.. За честь, флибустьер!.. Dolo malo!.. Он даже не вздрогнул, когда океан подбросил - ступил без усилий на воздух. Дон Харви, наверно, был пьян - поэтому выросли крылья. Дон Харви сказал, оглядевши толпу щербато зияющих ртами: Господь обещал мне, что не упаду. Но Дьявол ладони подставил! И в чёрном камзоле и шляпе своей, сияющей золотом пряжки, шагнул против ветра - от всех кораблей, где ходят по доскам однажды... Дон Харви - легенда страны Порт-Рояль. (Исус - по воде, он - по небу…) Иди же туда, наш побитый корабль - Где зрелища месят из хлеба! почти альбомное
Сколь холодной не лей воды - слушай, морщась в потолок - тот же бес в зените паха, тот же голос, тот же слог: "отведи со мною душу!" Только пару лет назад, взяв за горло - непослушна! - отводил я душу. В Ад. И в котле она хлесталась веником берёзовым. Ох, орала - но восстала молодой, да розовой. Только мясо и сгорело, так, теперь мозжит в кости: духу впору - выкрасть тело. Вот и глаз не отвести... * Да, оставь на разживу лоно: вон каков кобелиный лай - свистни - к мисске!.. А мне бы, клоуну, своротив набекрень корону, да с халявной малявой - в рай! Чтоб не вякали там особо, будто Солнце мне есть глаза. Чтоб не грыз ураган сугробы - Чтоб тебя не трясло у гроба. Слёзы - против. Да рюмка - за!.. форельНе слушай меня, не слушай!Я нынче серьёзно глуп. Я болен ковыльной сушью Целованных степью губ. Я болен зарёй, широкой - что разве закат светлей. Форель, что летит к истокам... Я болен, я болен ей! Я знаю назад дорогу. Нарыв ли оно, прорыв - кульбиты через пороги ошкуренных галькой рыб. Туда, где в любви-природе, родителей спины жгло... Кристальное мелководье травой-быльём поросло? И что там - в конце дороги? Бесплодными угасать? Но лучше - через пороги прыгать, чем обивать! Так лучше! Не потому, что в колодец - плевать в судьбу. А просто я болен сушью, целованных степью губ. И я, как форель к истокам, бросаюсь в стремнину сна. Домой! Поперёк потоку... А дома и смерть красна! скучный домКак это скучно - в доме вдвоём.Если он пуст, этот дом. Два привидения пьют окоём - рвущийся ливнями гром... Время за ними сжигало мосты. Реки их намертво встали. - Кто ты? - спросила. - Не знаю. А ты? - Тоже. - глухими устами. Жадную руку выбросил он в ночь сквозь оконные стёкла. Только дождинки пронзают ладонь, будто слезинками - горло. - Слышишь, как бьётся о стёкла листва, полная влаги и жизни? - Только не бьются о рёбра сердца, и потому я не слышу. - Хочешь, раздуем камин, чтоб светло? Чтобы горело и выло? - Мне никогда не бывает тепло. - Знаю. Оставим, как было. - Хочешь, пойдём... - Мы столетья идём... - ...хочешь, вдвоём? -...век, что миг. Двое не спрячутся в мире одном, если он пуст, этот мир. убийцы-поэтыУбийцы могут быть вполне поэтами -приговорёнными дерзать и сметь, не сытыми "Заветами". Поэтому стихотворение - рожденье-смерть. Им безыскусно видится, наверное, как светел обнажённый Люцифер, как ангелы трубят над убиенными, рифмуя бренность с музыкою сфер! Нас жжёт вопросами - а их ответами. Они плюются в мир - мы лепим быт. Убийцы тоже могут быть поэтами. Нет! Могут лишь поэтами и быть. душка-душаТам, глубоко, я верю, куда не ходитдаже Орфей со своей скоморошьей дудкой - там-то оно вулканически колобродит - блеф между строк - бьётся сердце? - в его промежутках. Там оно... там, что душою зовут человеческой - суть пустота, обрамлённая всеми стихиями. Боги мои! Как я карабкался к вечности, крючья вбивая альпийские в тело - стихи мои. Каждый прохожий - присяжный, уже прокажённый судьбою - мучимый голодом совести, голодом, голодом. Чтоб хоть один, да, раз не бичевался судьёю? Чтоб, хоть один, да не жрал себя, хрюкая, поедом?.. Что вы там, в ложе, засерили зенки лорнетами? Смокинги - бронежилеты для скотской любови. Клоун "отмороженный", не остановит планеты - но и себя, планетарного, не остановит! Ша! Тишина! Зевс следит за балансом материи - новые люди пищат, напрудивши на тюрьмы кроваток... Клюквенный сок из разинутой сонной артерии брызгами метит их щёчки - земными, родимыми пятнами. "Точка - любовь. Точка - власть." - Так халдеи гадали, новых людей приглашая на звёздные танцы, Сириус, будто кондом, примеряя... А я, голодая, смогом давлюсь городским, как вегетарианец!.. Что, промежуток-душа, ты ещё существуешь? Даже гнилыми фалангами липнешь к штурвалу своими? Брось! Под компАсом - топор... Нет у жаждущих суши! Клоуны рисуют дороги ногами босыми. крысолов1. крысоловЯ увожу мечты под бой не боевого барабана - весёлой дудкой губы раня, я увожу их за собой. И пляшут дерзкие мечты, за мной распахивая клети - в зените, там, (а кто заметит?) не замечая пустоты. Когда, крылаты, перемрут они, хлебнувши стратосферы - с усмешкой снова не поверю, что все дороги в dream ведут! 2. Наверно мы так и не станем друзьями, по качеству жизни любовники. В уме пастораль, а в душе - обезьянник: с такою попробуй-ка? Любовники - слово из крови и плоти, ясней и весомее ртути. А дружба материя тонкая - рвётся: попрыгай-ка, как на батуте... Страдалец по Фрейду готов уже с конницей, вразнос: лишь б в "Ура!" унисонное. А волчье сердишко не дружбами кормится, а душами - заячьими ли, бизоньими. Одни протекают себе, полноводные - другие цепляют ручьи - поднасытиться. Одни от пырея пьянеют, свободные - другие родятся газонокосилками. Мешая клубничку со льдом куртуазные, смешно: сразу и о любви, и о дружбе. "Венериков" лечат. Но дружбы - заразнее. Четвёртой ноги табурету не нужно. 3. мёртвая вода Прокисшего века разлива, по крови добряк и злодей - я жду. Я люблю. Терпеливый, как тысяча банных чертей. А мы, разделёные настежь - сквозит промеж душами, чать?.. Хрипим половинами пастей, люблю - ни вскричать, ни смолчать. Люблю - животворное слово? Но что мы - без мёртвой воды? И жаждет дуда Крысолова в припляску рассвет увести - где ключ подземельный от жизни, где страстью срастается прах. Я выдюжу дудку. Я сильный. Я с нею родился в зубах. солнечное затмение1.О.Валенчиц Застенчивый Бах - и шрапнели стихов.Не целя? - так, душам целее. Ты не изрекаешь пророческих слов, ночная Кассиопея. Но всякое слово, как некогда кровь турниров без грифа пощады, рифмуется верно с безмерным "любовь" - священным, расхожим, площадным. Над звёздным роялем суккубом склонясь, в оскале его белозубом - читаешь по Брайлю тончайшую страсть... Пророки? Те гадили судьбам. 2. О.Олгерт Из золота волос твоих плела,наверно, нить царевна Ариадна: ты вся светла - и даже зеркала не смотрятся в тебя, отводят взгляды, как люди от Светила - не посметь... Посметь! Ведь осушая рог отравы, за годы, что проходят, как во сне, мы платим, платим - увядая в яви. Богам забавой золото - они хитры, как дети - злобно и наивно. Бессонницу торгуют нам, как сны. Но разве то, что гонит кровь - из глины? последний создательКогда упасть сподобитсясветило в ковыли, созвездьями укроются туманы у земли, тогда, под небом скошенным, в непроходимой мгле мне жить да быть захочется последним на Земле. Ногтями глину вычерпать - бесформенную тьму, и человека вылепить по образу... Чьему? По образу-подобию он будет только брат - двурукое, двуногое... А я хочу - крылат! И ощупью по пёрышку, под самую зарю, на счастье ли, на горюшко - но крылья сотворю! Вдохну в него неистово мою пустую жизнь... И в чистое, лучистое он улетит. Один. |